Форум » Прошедшее » 3. Лабиринт проб и ошибок » Ответить
3. Лабиринт проб и ошибок
Чарли Лагранж: 1. Участники: Эва Остен, Чарли Лагранж, Джеймс Хайбридж, Офелия Локхарт, Элли Фингер Набор: закрыт 2. Дата и время начала событий эпизода: День 4. 11:00 - 14:00 3. Отправная точка игры, локация: Подземный развлекательный центр в виде лабиринта где-то под Оксфорд Стрит. 4. Краткое описание: После краткого, но бурного землетрясения, старое кафе рухнуло, как карточный домик. Выжившие оказались погребены под многочисленными обломками крыши и старой деревянной трухи, однако пол кафе не выдержал и треснул, и все провалились в подземные лабиринты Лондона, созданные и частично восстановленные в развлекательных целях для привлечения туристов. И хотя напускная атмосфера кошмара и загадочности, по задумке конструкторов, была театральной, для тех, кто выжил, она вполне может олицетворять ужас настоящего, что ждет их в каждой тени и за каждым обломком вошедших в пока никем не записанную историю Лондона. Репортаж Эвы Остен с места событий: [more][/more]
Ответов - 39, стр:
1 2 All
Эва Остен: Всё-таки, люди – странные существа: они ждут счастья, ищут его, а когда, наконец, находят, то почему-то не могут осознать его ценности. Они живут так, будто будут счастливы вечно, а умирая, говорят, что так никогда и не испытали настоящего счастья. Смешно… Неужели счастье бывает ненастоящим?... Просто нужно суметь вовремя увидеть его, ощутить его лёгкое дыхание, чтобы потом суметь сохранить…У людей во всём мире не получается сберечь своё счастье по одной простой причине – они просто не видят его… Отказываются верить в то, что оно не где-то далеко от них, а совсем рядом… Стоит только протянуть руку… Мне повезло – я смогла увидеть своё счастье. Я спрятала его среди нежности и постоянной заботы. Казалось, что никто и ничто не сможет отнять его у меня…Но, я ошиблась…Счастье исчезло из моей жизни так же внезапно, как и появилось в ней… Я ненавижу выходные, потому что остаюсь один на один со своими воспоминаниями. Они душат меня, преследуют, мучают…Самое страшное то, что от них нельзя спрятаться. Память – моя тюрьма, а я – пожизненно заключённая. Я обречена, смотреть на мир через осколки прошлого… Я понимаю, что это безумие, наваждение, паранойя, одержимость…, но ничего не могу поделать. Это сильнее меня. Я целиком и полностью во власти своей уничтожающей любви. Она – мой палач…Когда же наконец я получу приглашение на казнь? Что-то рывком, ухватив за ворот, вырвало Эву из прошлого, выуживая ее из самых задворок пыльной памяти. Припечатав в пол настоящего и пробуждение было не из приятных. Сначала появилась жуткая пульсирующая боль в висках, а потом один за одним, нахлынуло. Привкус железа смешанный с хрустом песка во рту, спина, словно зажатая в тиски и ни шанса сделать хоть какое-то подобие движения. Девушка открыла глаза и, повернув голову набок, сплюнула на пол. Кромешная темнота поглотила все пространство вокруг журналистки и будто набросилась на нее и была готова сожрать. Последнее, что она помнила так это то, как пыталась укрыться от непогоды в еще уцелевшем кафе в центре Лондона, а потом…Остен уже обнаружила себя здесь. Все еще ничего не видя, она попыталась нащупать свою сумку, где должна была быть камера. Девушка попыталась сесть, но как только она оторвала голову от пола, перед глазами пошло все кругом, простонав, она коснулась головы и от темени к затылку скатилась волна боли. На пальцах осталось что-то липкое. Видать Эви хорошенько расшибла голову, но пока она не найдет свою камеру, которая, как она надеялась, уцелела, в отличие от ее затылка, понять где она сейчас находится не сможет. А так же и то, есть ли рядом еще кто.
Чарли Лагранж: Это было феерично. Чарли даже немного пожалел, что стал ученым, а не кинорежиссером, иначе как только бы он отсюда выбрался, за такой документальный фильм ему бы дали и Оскар, и Сатурн, и Золотой Глобус, и все это не по одному разу. Если не считать, что первые секунды паники и так внезапно разъехавшегося под ногами пола, у мужчины был шок, то после падения ему казалось, что вместе с пылью он дышит адреналином, который сам и вырабатывает. Этому поспособствовал самовольный выстрел упавшего рядом браунинга, отчего Лагранж конвульсивно дернулся и застыл в очень неудобной позе на каком-то булыжнике. Свет брезжил сверху, контрастируя с мраком вокруг, и Чарли болезненно прищурился, пытаясь понять, все ли части тела на месте. Он упал спиной на большой и относительно мягкий рюкзак, поэтому самое страшное – а именно повреждение позвоночника – было исключено. Чарли провел рукой по лицу, смахнув с него белесую пыль, что была повсюду. Тряска закончилась, и теперь вокруг было слышно лишь как скатываются еще глубже вниз мелкие камешки. Шок уходил, вместе с ним уходило и безупречное кошачье зрение. Ученый с натугой приподнялся на руках и все-таки сел. Тело ныло, но это не шло ни в какое сравнение с осознанием того, что он жив. Жив. Чарли прокашлялся и с неудовольствием глянул на перепачканный костюм. «Надо было брать светлый…» – Есть кто живой? – довольно громко крикнул мужчина в полумрак, оглядываясь и пытаясь предположить, где он. – Ну или неживой… Гибель ребят, с которыми он так и не успел «познакомиться», не значила ничего хорошего. Впрочем, как и ничего кардинально плохого, но чем больше народу, тем больше шансов, что первым съедят не тебя, верно? Чарли попытался встать, но попытка не обвенчалась успехом – его хорошо покидало по камням, о чем свидетельствовали помятые и ноющие от боли части тела, а также прилично порванная куртка и не менее пострадавшие штаны.
Джеймс Хайбридж: Ураганный ветер, поднявшийся накануне, принёс в и без того настрадавшийся Лондон новую порцию деструкции. Но он принёс и немного хорошего. Например, Джеймсу повезло оказаться в тюремной камере одного из полицейских участков. Раньше он полагал, что участи похуже для него уже не сыскать, однако, прочные стены камер и крепкие решётки на окнах послужили для Хайбриджа весьма надёжным укрытием от всевозможных тварей. Пару дней от отсиживался там, покидая своё убежище лишь для коротких вылазок за провиантом и ради разведки. Один раз ему довелось проснуться, когда какая-то уже явно дохлая тварь пыталась протиснуться между прутьев решётки и забраться внутрь. Пуля, пущенная в голову, успокоила зомби, но тот так и остался висеть меж прутьев. Выходить и оттаскивать мертвечину Джеймс опасался, здраво рассудив, что он там может быть не один. Так и вышло. Твари медленно подбирались к полицейскому участку. Джеймс уже приготовился было держать оборону, с лёгкой паникой подсчитывая в уме оставшиеся патроны и прикидывая неопределённый срок, на который он будет заперт в ловушке. И везение-то как раз и заключалось в том, что усиливающийся ветер до того разыгрался, что снёс эту дохлую "осаду" к чертям собачьим. Джеймс лишь слышал, как ветер уносил мертвецов, он не мог видеть этого, поскольку прятался от разбушевавшейся стихии под привинченным к полу и стене нарами. Разбитые окна весьма радушно приглашали ветер вдоволь поразвлечься и посвистеть в узких коридорах полицейского участка. Джеймса основательно продуло, и тот непременно заболел бы, не завернись он в два хлипких матраса, которые худо-бедно, но сумели защитить его от холода. Наутро... Наутро было солнце, и Джеймс бы поблагодарил небеса за столь щедрый подарок, если бы каждый сустав его тела не ныл, затекший за целую ночь в позе перекрученного эмбриона. Немного чихалось, но в основном из-за набившихся в камеру пыли и песка, к утру лёгших на пол всего участка слоем в два-три сантиметра. Наверное, Джеймс бы обязательно остался тут ещё на несколько дней, но магазин поблизости оказался разрушен. Единственное, что осталось от всего провианта - это большая пачка сухарей и литровая бутылка воды. Альтернатива в виде охоты на "дичь" заставляла Джеймса содрогаться от омерзения и, чего уж греха таить, страха. Чего-чего, а страха в последние три дня было вдоволь. Хайбридж уже успел притерпеться к нему, страх поселился в его сердце, заняв свою нишу и теперь являлся неизменным спутником. Англичанин даже не вспоминал о нём, пока тот не переходил в ужас или не пытался перерасти в панику. И сейчас страх смерти от голода выгнал мужчину из своего укрытия и отправил вперёд, на разведку и поиск чего-либо съестного. Или кого-либо живого. За эти дни он не встретил ни одного другого человека. Джеймс даже не знал, радоваться этому или нет. Он шёл, тихо и медленно, старательно выбирая место, куда поставить ногу. Джеймс помнил охотничьи наставления отца: любое животное, как хищника, так и дичь, надо заметить первым. Ступать по возможности неслышно, чутко вслушиваться в звуки и действовать наверняка. К тому же, торопиться ему было некуда. Джеймс старался передвигаться вдоль стен зданий, которые выглядели надёжными, устойчивыми. Шаткие, треснутые или откровенно накренившиеся стены он обходил, опасаясь быть придавленным этой импровизированной надгробной плитой. Такие места он обходил, присев на корточки. Ложиться и ползти было и небезопасно, и куда как более шумно. А стоя он сильнее рисковал был замеченным какой-нибудь тварью. Так он подошёл к руинам какого-то здания. Даже на фоне окружающих Джеймса разрухи и запустения, это место выглядело особенным: здание буквально сложилось внутрь и... провалилось вниз. Медленно придвигаясь к краю, Джеймс больше всего боялся, что там окажется гнездо какой-нибудь большой и летуче-ползучей твари. Воображение с подлой услужливостью нарисовало в уме картинку с гигантской сколопендрой и монстром, напоминающим птеродактиля. С замирающим сердцем, он приблизился к краю и заглянул внутрь. Вниз слетела тоненькая струйка песка и упал маленький камешек, отколовшийся от обломанного края.
Эва Остен: «Старик взял за пятку душу и засунул ее обратно в тело - Тебе рано еще разговаривать со смертью. Она любит чай, а его еще нужно научиться заваривать. – Его глаза, расплывшись в улыбке, снова созерцали речные воды». Каждый из нас хотя бы раз думал о смерти, да, что там один раз, мы думаем о ней постоянно. Мы сталкиваемся с ней лицом к лицу на улице, она проходит мимо. Мы, как бы, примеряем на себя ее платье, готовимся что ли. Представляем себя, как это могло, случится с нами, кидаем ей вызов, а иногда пытаемся просто избежать. И не важно, что нами движет в этот момент. Но главное, у нас всегда есть оправдание этому, мы знаем, ну, или просто догадываемся о том, что же будет после. Да-да именно, для этого постаралась религия. Христиане придумали для этого Ад и Рай, Индуизм, Буддизм, Суфизм там верят в переселения душ или реинкарна́цию. Удобно, правда?? Ну, еще бы, Ангел смерти, Старуха с косой, ну, или что там еще? В кодексе самурая написано, что истинный самурай, просыпаясь утром готовым умереть. Конечно, ведь есть жизнь после смерти. А еще эти рассказы о туннели и ярком свете. Правда, так совсем не страшно? А мне всегда было страшно, я всегда боялась и не была готова, а все потому, что, а вдруг там ничего. Вот это по-настоящему пугает, вдруг там НИЧЕГО!!! Вот просто лечь на кровать, закрыть глаза и представить НИЧЕГО. Нет, не получится, вот, попробуйте, закройте глаза и представьте НИЧЕГО, пустоту. Думаете, вот эта чернь перед глазами и есть НИЧТО??? Ошибаетесь, наш разум не может объять необъятное, мы можем представить только то, что имеет границы, вот в этом вся и проблема, мы говорим о бесконечности и вечности, но не можем даже представить что это. Так вот, вы знаете, что такое НИЧТО? Вдруг, это действительно конец и там, ничего? Правда, страшно? Нет? А мне страшно, и всегда было. И не спрашивайте меня, как я с такими страхами дожила до своих лет. Вся наша жизнь с момента появления на этот свет- борьба со страхами. И со смертью мы играем в шахматы до тех пор, пока нам не поставят шах и мат. А вы умеете играть в шахматы? Всю свою жизнь я была пешкой, ну, или конем. И мне не удалось долго продержаться на доске. Мне быстро поставили шах, дали сделать пару вдохов, а потом был мат! Но все же. Моя история имеет начало… Заняв более-менее удобное положение тела, Эва продолжила поиски сумки, и немного повозившись, нащупала подобие мешка у себя за спиной. Притянув его к себе и взгромоздив на колени, стала искать в его недрах камеру. Как только она извлекла ее на «свет божий», хотя в ее случаи это, скорее всего, была «дьявольская темнота», попыталась включить. Зажегся синий экран, который тут же сообщил, что батарея разряжена. – Черт! – выругалась девушка и стала искать запасную батарею. Вдруг, она слабо уловила какое-то движение где-то слева от себя, поспешно достала батарею из сумки и заменила ее. Даже не видя ничего, она могла проделывать сей фокус с камерой без проблем. Тут вдруг послышался голос мужчины, который интересовался наличием живых, ну, или не совсем живых. Сей факт порадовал девушку, так как любой шорох сразу вызывал страх и готовность встретить очередную тварь этого мира. – Я здесь! – крикнула Эва, и тут же добавила. – Правда, я не знаю где здесь. – Остен включила камеру, надавила на «rec» и стала осматривать место, где, неожиданно для самой себя, она оказалась. Это больше походило на какой-то туннель, Остен навела камеру в ту сторону, откуда минуту назад раздался голос, и объектив выхватил в темноте силуэт мужчины, того самого, который в последний момент ворвался в кафе, только на этот раз в его руках не было пистолета. – Хей, есть кто еще? – зумом приблизив изображение незнакомца. Режим ночной съемки придавал всему происходящему жуткий вид, а себя журналистка ощутила героиней фильма «Репортаж», уж все сильно смахивало на то. Эви сделала решительный рывок, чтоб подняться на ноги, но тут, же пожалела об этом. Резкая боль в левой ноге, вернула ее в первоначальную позу и девушка поняла, что ее придавила плитой. – Помогите! – завопила. – Мне придавило, я не могу выбраться!
Чарли Лагранж: Чарли насторожился, услышав голос чуть ниже кучи мусора, на которой он восседал – неприятная это вещь, какие-либо звуки в такой обстановке. – Сам не знаю, где ты, но, по крайней мере, я тебя слышу, – сообразил он, в каком направлении идти (ползти?) и, сняв с себя довольно массивный рюкзак, все-таки как можно быстрее (то бишь медленно) встал, даже не удосужившись брезгливо отряхнуть белесую пыль с колен. Куда-то направо и ниже, хотя черт знает, где там вторая стена и насколько искажается от этого эхо. Из темноты на него выглянул красный «глаз», но его он уже видел, причем не одну сотню раз. А последний раз был минуты три назад, когда он ворвался с оружием в это злосчастное кафе и на него была наставлена такая же красная лампочка любительской видеокамеры. Только в тот раз она была несколько больше, значительно больше и выглядела не так загадочно-настораживающее, как откуда-то из-под обвалов милой и уютной некогда кафешки. Где-то глубоко в душе он злился, что именно ему судьба дала выжить в этих замечательных условиях, и он теперь вынужден наслаждаться всеми чудесами и прелестями постапокалиптического мира, в которые как минимум входил бег на время от голодных зомби, культурный шок от внезапного превращения в кошку, ну и, конечно же, геройствование. Если предстоящий ему спуск по торчащим в хаотичном порядке камням можно было назвать героическим поступком. Встав, Чарли прежде всего попытался выцепить взглядом браунинг, но было похоже на то, что тот выстрел оказался прощальным. Однако сменившийся на вопль крик девушки заставил его уверенней сделать шаг навстречу темноте, где его ждал «красный глаз», боль в суставах, ну и, конечно же, пострадавшая. Этому решению поспособствовал и хруст за спиной, и Чарли, забыв о боли, повернулся. Но не увидел никого, кроме съезжающего еще куда-то вниз мусора, отчего по спине пробежали неприятные мурашки – только невидимых монстров здесь еще и не хватало. Да и без пистолета он уже не чувствовал себя так уверенно. «Странно, что больше никто не подает признаков адекватной жизни», - с неудовольствием подумал он, когда на вполне естественный вопрос девушки никто не откликнулся, но решил, что и незнакомки с него вполне хватит. Защитник выискался. Сейчас он подумал, что было бы неплохо стать тигром – расчетливый длинный прыжок, и он уже возле девушки. К тому же, ночное зрение, да и ловкость. Однако, пусть это превращение лучше останется неприятным воспоминанием, посчитал Лагранж, и на ощупь стал спускаться вниз, благо, недалеко. – Потерпи и держи объектив направленным на меня, чтобы я видел лампочку, – сказал он куда-то в темноту, едва различая силуэт девушки, так как источник света был довольно далеко от нее. – Судя по всему, мне повезло куда больше, чем тебе, – с улыбкой в голосе сказал он, когда рукой смог дотронуться до видеокамеры, словно убеждая себя, что он таки добрался. – Сейчас сравняем наши шансы. Ничерта не вижу. Где болит? Выраженный более ярко, чем у обычных смертных, идиотизм не засыпал в Лагранже ни на минуту, что, наверное, и послужило причиной его частичного везения, если застрять в такой дыре это, конечно, удача.
Джеймс Хайбридж: Джеймсу иногда было трудно справиться с противоречивыми чувствами в своей душе. Например, увольнение старого коллеги и повышение самого Хайбриджа на освободившийся пост - в своё время этот эпизод послужил весьма большим испытанием для совестливого англичанина. А в нынешней ситуации речь шла не просто о морально-этических аспектах повседневной жизни, а о жизни как таковой. Именно поэтому Джеймс сначала не знал как реагировать на голоса, которые начали раздаваться из тёмного провала. С одной стороны, мужчину обуяла дикая радость от того, что он нашёл-таки, наконец, других выживших людей. Признаться честно, Джеймс в глубине души боялся того, что сумел каким-то образом проспать некую эвакуацию и теперь остался один на один непонятно с чем. А наличие рядом других людей придавало сил и возвращало надежду. С другой же стороны, Джеймс не знал что это за люди. И люди ли это вообще? Вполне могло оказаться, что это какое-то существо-подражатель, которое заманивает доверчивых людей к себе в логово. Джеймсу очень не хотелось стать обедом с доставкой, и дело было вовсе не в том, что он не любил пиццу (хотя сейчас, чёрт возьми, он не отказался бы от кусочка!). К тому же, это могли быть люди, не менее опасные, чем прочие твари. Он не сомневался, что чья-то психика могла не выдержать подобного кошмара, человек сошёл с ума и решил пуститься во все тяжкие, раз уж жить осталось недолго. Вот так вот страстно желая и не решаясь подать голос, Джеймс прислушивался к голосам в темноте, сидя на краю обрыва. Облизнув губы и встряхнув головой, он сглотнул тяжёлый комок в горле и уже приготовился было "подать признак жизни", когда девушка позвала на помощь. Этот момент помог Джеймсу собраться с силами и отбросить свою новоприобретённую паранойю. Мужчина обернулся, проверяя не крадётся ли кто к нему, ничего не заметил и лёг на живот, свесив голову вниз. - Эй! Живые! Как вы там? Держитесь, я постараюсь найти какую-нибудь верёвку, чтобы вас вытащить! Джеймс не кричал, боясь привлечь внимание монстров, но говорил довольно громко, надеясь, что эхо внизу достаточно сильное, и его слова не пропадут понапрасну.
Эва Остен: ... Бог никогда не заставляет нас делать то, чего Он хочет. Он говорит, что Ему нужно, и всё. Потом Бог отходит в сторону смотрит, что получится... Эви больше не делала попыток встать, одного раза хватило чтоб понять, она в довольно затруднительном положении, если не сказать хуже. Не услышав бы голос мужчины, она могла уже спокойно ждать, когда ее отыщут и сожрут. Совсем скоро журналистка узрела в объективе камеры ползущего к ней мужчину, который тут же протянул к ней руку, но явно не для того, чтоб поздороваться, а убедиться в том, что траектория продвижения выбрана правильно. – Слава Небесам! – На радостях проговорила Остен. – Свалилась я сюда не одна, но судя по всему, вы приземлились куда удачнее моего, раз еще можете передвигаться. Вы сможете мне помочь? - Она еще раз попыталась вытащить ногу и тут же заскулила от боли. Плита была довольно большая, и как ее сдвинуть она не имела ни малейшего представления, разве что позвонить в службу спасения. И как оказалось, даже в том мире, где они сейчас прибывали, таковы имелись. Откуда-то сверху, послышался еще один голос, членораздельный, а значит живой. Незнакомец сверху, пообещал помочь. Но почему-то Остен не чувствовала себя спокойнее и пыталась рассмотреть хоть что-то вокруг себя, но ничего кроме как покатых кирпичных стен. Место действительно походило на туннель, но откуда он под обычным кафе, хотя, в свете последних событий, Эву уже ничего не удивляло. Еще немного осмотревшись Остен снова навела камеру на мужчину и почему-то на этот раз он показался ей очень знакомым, а почему бы и нет. Перед ее глазами и объективом мелькали сотни лиц, судеб и жизней. Порой она фиксировала взлеты, успех, победу и слезы радости, порой это были боль, страдания, отчаяния, но была и смерть. Когда сталкиваешься с ней почти каждый день, думаешь, что привыкаешь, но вот, когда видишь ходячих мертвецов на улицах, некогда живого Лондона, то уже понимаешь, что ты не готов ни к чему в этой жизни. И каждый день – это новая борьба со своими страхами.
Чарли Лагранж: Чарли не без неудовольствия всматривался в темноту, пытаясь понять, что конкретно произошло и где и с чем ему надо помочь. – Был бы у тебя фонарь размером с эту камеру… – по обыкновению, высказал он свое умеренное недовольство вслух, и попытался подойти к девушке сбоку, едва не съехав еще ниже по рассыпающейся каменной крошке. Крик откуда-то сверху показался чем-то необыкновенным. Уже с горем пополам адаптировавшийся в новой реальности, Чарли бы не удивился рычанию, кровожадному щелканью челюстей или скапывающей в лужицу слюны. Но адекватный человеческий, немного взволнованный голос, к тому же предлагающий помощь – это что-то новенькое. – Да, мы здесь! – все-таки откликнулся Чарли, решив, что ему не послышалось и обернувшись к дыре в полу-потолке, но так никого там и не увидев. – Не знаю кто ты, но ты очень вовремя! Веревка или палка будут чрезвычайно уместны! Повернувшись обратно, Лагранж попытался не касаясь девушки определить, где у нее нога. Точнее, какую именно придавило, ибо булыжников размером с панцирь архелона вокруг было достаточно. – Это был Иисус, не иначе, – нервно усмехнулся он и, пристав на полусогнутых, взялся за край комфортно развалившегося на ногах девушки камня. – Будет больно, – с сожалением сказал он и ей, и себе, ибо почувствовал тонкую боль в руках и ногах, когда начал тянуть камень, в котором застряла масса креплений (каким-то чудом упавшая железками кверху) на себя. Однако все это вместе оказалось слишком тяжелым, чтобы перетащить камень. – Если сможешь пошевелить ногой, – немного сбиваясь в дыхании, обратился он к пострадавшей, – я его приподниму, и ты быстренько ее вытянешь. Если нет – придется нашего спасителя спускать сюда. Ну или оставить тебя на ужин какому-нибудь прелестному монстру, но мне бы не хотелось, а тебе?
Джеймс Хайбридж: Люди внизу отозвались, и их голоса, насколько мог судить Джеймс, так же, как и его, носили оттенок надежды и некоторого облегчения. Сердце Хайбриджа подпрыгнуло от восторга и забилось чаще, мысль "Я не один!" вызвала новую волну надежды. Давно уже он не был так счастлив. Пожалуй, года три, не меньше. И сейчас у Джеймса от волнения даже немного затряслись руки. Он поспешно встал и огляделся, крепко сжав руками карабин, чтобы хоть как-то унять дрожь в руках. Вокруг скалились обломками-зубами руины, кое-где хищно ощетиниваясь торчащими штырями арматур. Слабенький ветер, не чета вчерашнему шквалу, пригибался к земле и невидимым бездомным нищим перебирал мелкий сор, щедро раскиданный по всем растрескавшимся улицам. Радость заметно поубавилась, когда Джеймс понял, что будет очень трудно найти здесь хоть какую-то верёвку или что-то подобное. "Спокойно",- одёрнул он сам себя,-"ты справишься. Ты сильный." Помогало это слабо, и потому Хайбридж быстро "сменил пластинку", решив направить мысли в конструктивное русло. Присев на корточки, он закрыл глаза и постарался вспомнить, видел ли он когда-либо прежде это место. Вот на полуразрушенной стене висит, цепляясь последним креплением, обломок синей вывески. Начальные буквы Джеймс без труда опознал: это была вывеска одного из книжных магазинов сети WHSmith. Это мало что дало. Продолжая прикидывать в уме карту родного города, он мысленно нашёл там полицейский участок, в котором просидел последние три дня, проследил свой путь. "Если я правильно всё вспомнил, то дальше за углом направо должен быть магазин туристических товаров. Джеймс часто проезжал здесь на автобусе, рассматривая прохожих и витрины. В те времена ему хотелось немного поколесить по своему родному и любимому городу, он позволял себе подобные автобусные "прогулки", вырываясь на часок из своей семьи, чтобы отдохнуть от них. Сейчас бы он отдал многое за то, чтобы вернуть те времена. Но думать об этом он не стал. Три года - достаточный срок, чтобы утомиться от подобных переживаний и перестать обращать на них внимание. Вот и сейчас Джеймс не стал погружаться в свои мысли и, определив своё местоположение и цель, вновь присел на корточки и двинулся, стараясь успокоиться и не сорваться на бег. Надо сказать, что теперь он двигался быстрее, но не забывал об осторожности. Пустынные улицы наводили на мысль о том, что ему ничто не угрожает, но Джеймс всё равно не терял бдительности. Последние несколько дней кого угодно сделали бы подозрительным и настороженным. Получается, что Джеймса не будет примерно минут пятнадцать. Это и дорога, и поиск в магазине. Описывайте ожидание, а я потом отпишу события в магазине и возвращение.
Эва Остен: Знаешь, так тихонько на кончиках пальцев, разбитых в кровь, она вошла в этот помутневший от бессмысленности мир, кружащий вокруг оцепеневших душ. Жадно цепляя губами остатки сока и капли крови. Сердце было разорвано, порвано на куски, собрать которые, уже не было сил, да, особого смысла тоже не было. Смотрела сквозь запотевшее стекло на извергающий стоны город, и думала лишь о нем. О том самом дне, когда шов ручной работы на ее сердце стал медленно распускаться. Разве она могла когда-нибудь подумать о том, что будет вот так бороться за каждую минуту жизни в этом мире? Разве стоит бороться за жизнь в этом мире, где ничего не осталось, а он все продолжает катиться к черту? Может это и есть тот самый апокалипсис, которого так долго все ждали? Тогда почему Эви осталась? Никогда Остен не была праведной католичкой, не ходила на воскресные мессы, не читала молитв перед сном, да и давно забыла, когда просила Бога, о чем либо. Услышав реплику Чарли, да, именно, Чарли, Эви вспомнила того, кто сейчас находился рядом и, если, честно, этот факт мало вдохновлял ее, она лишь ухмыльнулась и ответила. – А мне и сейчас не особо приятно. Вот бы парень сверху искал веревку быстрее, пока мне на голову не упала еще чего. – Девушка навела камеру вверх, на разлом в полу кафе, чтоб понять насколько глубоко их угораздило провалиться. – Интересно, где мы, что-то не особо похоже на подвальное помещение. Хотя может быть, хозяин был извращенец, и построил тут жуткий подвал, где пытал своих посетителей? – Чем больше Эве приходилось, находится в таком положении, тем большее в ее голову лезли всякие глупые мысли. Как только объектив снова уловил лицо Чарли, журналистка сразу вспомнило, то злосчастное интервью, тот самый репортаж. Никогда еще за свою работу она не встречала такого напыщенного индюка и самовлюбленного нахала, о чем, не преминула сказать и самому Лагранжу. Но сейчас, конечно же, он и не вспомнит Остен, чему та была очень рада. После всего девушка уже задумалась о том, чтоб пересмотреть отношение «Госпожи Удачи» и «Мистера Везение» к ее персоне. Ну, как только выберется, так сразу начнет пересматривать.
Чарли Лагранж: Под вполне обоснованный монолог девушки Чарли присматривался в полумраке на так не вовремя придавивший ей ногу камень, думая, с какой стороны за него будет удобнее ухватиться. Радовало лишь то, что не было перелома или чего хуже – иначе бы он сейчас слышал не милый щебет на насущные темы, а крики, стоны и плач. Нет, болевой шок никто не исключал, но мысли девушка излагала вполне быстро и адекватно, что Чарли молча про себя отметил. – Понятия не имею, где мы, – слушая пострадавшую одним ухом и на ощупь выбирая менее шершавый и заостренный край камня, ответил он, – и, признаться, надеялся, что никогда не узнаю, – добавил мужчина нахмурившись и наконец-то найдя самое удобное положение для непредвиденных силовых упражнений. – Так-с, теперь по сути: я, кажется, смогу его если не оттащить, то приподнять, а ты бегом вытащишь свою плененную конечность, готова? Только не забудь сообщить о своем высвобождении, дабы я не отпустил валун раньше времени. На счет три. Раз, два, три! Слыша, как в звенящей темноте скатывается из-под его ног каменная крошка, Чарли, сжав зубы, дабы не дать ноющей спине взять над ним верх, потянул камень на себя. Девушка отлично все поняла, так как он услышал суетливое копошение и еще более громкий шорох мешающихся камешков. Когда же Чарли услышал «готово», то с облегчением резко отпустил камень, который вяло скатился куда-то вниз вслед за своими более мелкими собратьями. – Как нога? Не болит? Не зудит? Не чешется? – для галочки поинтересовался Лагранж, наугад смотря в темноту туда, где, по идее, должно было быть лицо «спасенной». – Пошли к свету, – протянул он ей руку, дабы помочь встать и вскарабкаться по камням и прочему мусору на несколько метров выше и шагов на тридцать правее, дабы была возможность увидеть на удивление ясное небо там, где когда-то была крыша вероятно вполне уютного (но просто отвратительно спроектированного) кафе, – не будем заставлять нашего «мессию» выглядывать нас в этом мраке. Вскарабкаться наверх оказалось сложнее, чем спускаться вниз, пускай образовавшаяся после землетрясения горка была со стороны не такой большой, как чувствовалась ученому. К тому же, выпирающие острыми краями камни так и грозились проткнуть какую-нибудь жизненно-важную (а в этих условиях жизненно-важными были они все) часть тела при неаккуратном движении и, как следствие, быстром падении. Когда они добрались до Лагранжевой точки отсчета, – снятого, для удобства, рюкзака, – Чарли, отдышавшись, осмотрелся и перевел взгляд на новую знакомую. – У меня были галлюцинации, или я действительно слышал голос, предлагающий нас спасти? – Чарли с неудовольствием, ибо спина не отпускала, наклонился и стал рыться в рюкзаке. – Пить хочешь? К слову, как зовут-то тебя? – по привычке улыбнулся мужчина, протягивая девушке бутылку с водой и поняв, что к своему удивлению помог совершенно незнакомому человеку.
Джеймс Хайбридж: Чем дальше он благополучно продвигался, тем сильнее внутри росла тревога. Джеймс опасался. Опасался нарваться на очередную плотоядную тварь, опасался не успеть к тем людям, сокрытым в темнота провала, опасался с перепугу выстрелить в выжившего человека, опасался неведения, неизвестности, ведь он до конца не понимал что вообще происходит. Все эти страхи грызлись внутри Джеймса за право отправить его в состояние паники, но их старания были тщетны. Англичанин проявлял свойственную его народу сдержанность и холодность. Зрачки глаз чуть расширены, ноздри слегка раздуваются, но движения чёткие, спокойные. Сзади раздался шорох, и Джеймс резко обернулся, глядя в сторону звука поверх прицела карабина. Пусто. Ветер лениво катил по улице пустую и помятую консервную банку из тонкого металла. В таких обычно продают мясные паштеты для детей от двух лет... Джеймс сглотнул подкативший комок и постарался забыть, выкинуть из головы мысли о том, что в Лондоне было много родильных домов, детских садов, школ... Ему сделалось нехорошо, кожа побледнела, брови сдвинулись, образовав своеобразную дырявую "крышу" над слегка увлажнившимися глазами. "Не думай об этом. Там внизу тебя ждут, им нужна твоя помощь",- он повторял это раз за разом, повернувшись обратно туда, куда шёл. Решительно кивнув самому себе, Джеймс встал с корточек и быстрым шагом двинулся к тому зданию, где на первом этаже, как он помнил, был магазин туристических товаров. Продолжая идти, Джеймс как мантру повторял себе мысль о тех людях в провале, и это помогло заглушить остальные мысли. Карабин больно упирался в плечо. Подойдя к искомому дому, Джеймс не смог сдержать стона: одна часть стены, отколовшись от остальной, наполовину завалилась внутрь и одному богу известно как она держалась под углом в сорок пять градусов. Двери не было, витрины из ударопрочного стекла валялись стеклянным крошевом, усыпая всё пространство перед магазином. Джеймс остановился и прислушался. Тишина. Он подошёл к дверному проёму и прислонился к ещё вертикальной части стены, осторожно заглядывая внутрь. В помещении царил полумрак: солнечные лучи освещали лишь некоторые участки, другие удостаивая лишь смутного света, а третьи вообще оставив в темноте. Джеймс всматривался в эти тёмные углы, пытаясь разглядеть не притаился ли там очередной монстр. И продолжал прислушиваться. Тишина. Никого. Джеймс сделал шаг внутрь. Под ногами поскрипывали бывшие витрины, пыль и прочий мусор, принесённый сюда ураганным ветром. Джеймс старался держаться спиной к стене. Пустые полки насмешливо смотрели на горе-спасителя, но тот не был из той породы, что сдаётся при первом намёке на проигрыш. Да, Джеймс раньше был не слишком-то упорен в достижении своей цели, но эти три дня кошмара... они научили по-настоящему ценить жизнь. И не только свою. Сделав вывод, что магазин пустует, мужчина сбросил свой панцирь настороженности и принялся быстро искать что-либо наподобие веревки. Поднимая обломки, заглядывая всюду, Джеймс к своей несказанной радости нашёл один фонарик, чудом сохранившийся и лежавший в груде пластмассовых ошмётков своих менее удачливых братьев. Фонарик был коротким, ручка едва выступала за ладонь сжимающей его руки, а диаметр переднего, треснутого стекла был порядка пяти-шести сантиметров. Не Бог весть что, но всё же намного лучше, чем просто темнота. Свой фонарик, который спасал его от темноты первые дни, Джеймс оставил в полицейском участке: в нём закончились батарейки, а поменять их было нельзя, удерживающая крышка была заклинена и не поворачивалась. Продолжая поиски, Джеймс обшарил всё, но смог найти только одну запасную батарейку к новому фонарику. Видимо, кто-то из выживших уже успел тут побывать, выгребая всё подчистую. Мужчина осмотрелся ещё раз, вспоминая где он ещё не искал. Остался только скособоченный прилавок. Подойдя к нему, Джеймсу пришлось свободной рукой зажать себе рот. За прилавком, зияя пустым, выеденным нутром, лежало человеческое тело. головы на месте не было, руки раскинуты в стороны, одежда изодрана в клочья. Желудок мужчины сдавило спазмом рвотного рефлекса, Джеймс согнулся пополам, но пустому желудку нечего было исторгать из себя. Рвотные позывы стали быстро слабеть. Джеймс смог разогнуться и, собирая волю в кулак, сделал шаг за прилавок, чувствуя себя последним подонком-мародёром, который ворует у зверски убитого человека. Заглянув на полки прилавка, Джеймс стал осторожно, дулом карабина шарить в темных проёмах, выгребая все, что там было, наружу. В третьей обнаружился моток альпинистской веревки, но она показалась Джеймсу какой-то тонкой, но он плохо разбирался в скалолазании. К тому же, другой тут попросту не было. Схватив находку, он опрометью кинулся обратно к разлому. Обратная дорога не заняла много времени. Остановившись у разлома, он увидел внизу, в освещённой части, двух людей. - Сейчас я вас вытащу, надо только найти куда привязать верёвку,- голос его слегка дрожал, но было довольно легко понять, что в этой дрожи часть принадлежит не страху, а радости. Глазами Джеймс стал обшаривать края провала, ища подходящую опору. Он решил выбрать в качестве крепления кусок бетона с торчащей из него короткой арматурой. Этот кусок выдавался чуть вперёд, что помогло бы спасти веревки от трения о другие камни внизу. Подойдя к этому участку размером примерно метр на два, Джеймс принялся было разматывать веревку. Кровь в ушах шумела, руки мужчины, вслед за голосом, стали немного дрожать. Дальше всё случилось очень быстро, Хайбридж даже понять ничего не успел. Он не видел, что снизу этот участок уже очень сильно треснул у основания. Сверху же он сохранял свою целостность и производил впечатление надёжной опоры. Под тяжестью человеческого тела бетон окончательно отломился и полетел вниз. Почувствовав, но ещё не осознав падения, Джеймс постарался сгруппироваться. Короткое падение. Камень не перевернулся в воздухе только из-за того, что вниз его нёс не только собственный вес, но и придавливало тело Хайбриджа. Короткое падение. Весь мир Джеймса сжался до ощущения рассекаемого воздуха и пустоты вокруг. В короткие секунды он не видел, не слышал и не знал ничего вокруг. Короткое падение. Оно закончилось ударом, и Джеймс сдавленно вскрикнул, ощутив всей правой стороной тела силу удара, переданную ему камнем, на котором он упал. И именно камень спас его. Они падали на торчащий кусок какой-то железки, которую камень, упав, согнул. Это же обстоятельство частично погасило удар. К тому же, через камень сила удара была распределена равномерно по телу, и потому никакая его часть не была сильно повреждена, как бывает при свободном падении, когда какая-то часть тела встречает землю первой и берёт на себя большую часть удара. Джеймс на несколько секунд потерял ориентацию в пространстве. Он издал слабый стон и едва шевелился, но пока не вставал, ведь часть удара о грешную землю получила и голова. Джеймс ближайшие секунд тридцать будет в состоянии "нестояния", он не будет говорить (головой он тоже немного ударился). Можете его поднять =)
Эва Остен: [justify]Темно. Волны мрака сплетались с зелеными отблесками в хоровод. Тесня друг друга. Но зелени было больше... Это была картинка в объективе камеры. Далее все произошло очень быстро, мужчина ухватился за края бетонной глыбы, что покоилась на ноге девушке, налёг всем телом, напрягся и потянул ее верх. Как и было сказано, Остен, без промедления, вытащила свою ногу. Удар. Глыба с грохотом упала на пол, как только ее отпустил Лагранж. Эви отползла к выщербленной стене, игнорируя предложенную помощь Чарли, а по щекам потекли слезы. Пошатываясь, девушка поднялась и в ярости ударила кулаком по темным, сырым камням. Кладка оставалось неподвижной. Прижалась лбом к мертвой стене и разрыдалась. Вдохнув побольше воздуха, отключила камеру, дабы беречь аккумулятор, ступила в темноту. Она тянулась и тянулась, разливаясь по стенам. Даже глаза все никак не могли привыкнуть к её режущему, темному свету. Холод. Темнота. Вдруг, освободившись, она почувствовала страх, панику, которая отодвинула на второй план и то, что нога предательски ныла. Она бы еще так долго простояла, жалея себя и боясь окружающего мрака и то, что он в себе таил, но тут новый «компаньон» предложил продвигаться в сторону разлома. Теперь не спеша, руками ощупывая местность, шаг за шагом они двигались к своему пункту назначения. Изредка хватая в темноте призрачные силуэты, а иногда хватая попутчика за одежду, дабы удержать равновесие и не свалиться. Преодолев весь этот путь, девушка уселась на один из камней, пряма под зияющей дырой над их головами. Чарли, тоже устроилась, и выудил из рюкзака бутылку с водой. Протянув ее Эви, а та чуть ли не выхватила ее из рук мужчины, сделал пару жадных глотков. Послышались шорохи и звук голоса человека, обещавшего вытащить их отсюда. Вернув бутылку хозяину, журналистка поднялась на ноги и задрала голову вверх. Посыпался песок, и Остен тут же зажмурилась и стала тереть глаза руками. Но все что потом произошло… Парень не только не помог им выбраться, но и сам с грохотом свалился вниз, как раз за спиной у девушки. Глухой звук, и Эви развернулась в ту сторону, понимая, что тот мог, приземлится на одну из плит, из которых торчали куски арматур. Приблизившись ближе, она стала искать камеру, но поняла, что оставила ее где-то в этом подвале, где совсем недавно была в заложниках каменной груды. Свет от разлома протягивал свои щупальца, да и глаза немного привыкли, так что Остен смогла рассмотреть силуэт лежавшего мужчины. – Эй, вы в порядке? – Как-то робко спросила, слегка потрепав того за плечо. – Вы меня слышите? Послушайте, - обернувшись, сказала Лагранжу, - ему нужна помощь.[/justify]
Чарли Лагранж: Эта была лишь пара секунд. Секунды две, три, вряд ли больше, но их хватило, чтобы мнимая душа в области солнечного сплетения Лагранжа сделала сальто-мортале и застряла на пике своего прыжка где-то в горле. Он даже не смог бы сказать однозначно, что напугало его больше – сам факт, что человек, такой же человек, как он, только что упал с довольно-таки большой высоты или же то, что теперь там, наверху, остались лишь жаждущие полакомиться их плотью монстры, которые вряд ли побегут осматривать развалины Лондона на пример более или менее крепкой веревки ради их спасения. Клубы белесой пыли, как только тело, которое должно было триумфально спасти их из заточения, присоединилось к их мрачной темной обители вместе с камнем, радостно поднялись в воздух. Чарли успел только инстинктивно отпрыгнуть назад, едва не перецепившись за очередную арматурину, и выронить из рук бутылку с водой, с глухим звуков упавшую на мусор. Сердце забилось на такт быстрее, и животное внутри снова проснулось, почуяв прорехи в его самосознании – зрение улучшилось, а в горле запершило. Хотя о том, что зверь проснулся вновь, Чарли понял только по второму признаку. У девушки, которая так и не представилась, видимо, от шока (ну или благодарности, которую просто невозможно выразить словами, решил Чарли), среагировала быстрее. – Это точно, – нахмурившись, ответил ей мужчина, подойдя и присев рядом с пострадавшим на корточки. – Живой, – с облегчением сказал он. – Вы слышите меня? В ответ раздался слабый стон, хотя, совсем не факт, что в ответ, но этого было достаточно. Аккуратно, словно пропальцовывая его плечи на предмет особо опасных ушибов, Чарли, напрягшись, приподнял корпус мужчины, переведя в сидячее положение, а затем оттащил его от злополучного камня, чтобы несложившийся мессия принял более или менее естественную для своего тела сидячую позу и его ступни не были на одном уровне с головой. – Воды? – переводя дух от этих кратких, но несколько мучительных силовых упражнений, и сев рядом, спросил Чар, так как больше ему предложить товарищу по несчастью было нечего. Он сразу поверил и даже проникся этим человеком. Может, это была массивная такая галлюцинация, может это было мутировавшее чудовище с очень высоким IQ и способностью к имитации чужой внешности, мало ли. Но раз уж ему и так предписано быть сожранным, то терять особо нечего. Или все-таки не зря провидение оставило его в живых? – Похоже, воды хочу я, – почувствовав, как ноет его спина, сказал он и посмотрел на Эву. – Не подашь бутылку, детка? Я ее где-то выронил… Старые снобистские замашки не оставили его и здесь. Лагранж вздохнул и из сидячего положения перешел в лежачее. – А еще поищи веревку, а я пока… – он прищурился, чувствуя усталость в плечах, под лопатками – острые камни, и посмотрел в небо над их головами, не домолвив «…приду в себя».
Джеймс Хайбридж: Все вокруг словно было заполнено не то ватой, не то вязкой густой жидкостью. Джеймс пребывал в странном состоянии, не понимая что происходит вокруг. Его рука не по воле Джеймса, а, скорее, инстинктивно потянулась к голове. Пальцы ничего не почувствовали, равно как и голова. Он так и не смог разобрать: коснулся он её или нет? Звуки вокруг доносились словно из-за стены или откуда-то издалека. "Уши заложило",- сделал Джеймс вывод. Он не заметил, что его помогли сесть, его ощущения возвращались очень медленно. Первым вернулось обоняние, услужливо сообщив Джеймсу о том, что здесь пыльно и, как это ни странно, сыро. Пахло сырой землёй и влажным бетоном, в носу немного свербило от набившейся туда белёсой пыли. Следующим вернулось осязание, посетовав на то, что сидеть довольно жёстко, правая сторона тела заныла, отзываясь на каждое движение тянущим ощущением ушиба. Рука снова словно сама собой потянулась к голове. Справа над виском из-под волос медленно вырастала шишка, но к счастью Джеймса, пальцы не нащупали крови. Левая ладонь легла на ноющее правое плечо, Хайбридж пытался понять не вывихнул ли он его, но и здесь его ждали хорошие новости: сильный ушиб, грозивший обширным синяком, но целостность кости и сустава вроде бы остались нетронутыми. Зрение вернулось следом за осязанием. Джеймс повернул голову в сторону девушки. Тело болело, и при каждом неосторожном движении он сжимал зубы и с шипением втягивал воздух. На его лице отразились его смешанные чувства: брови подняты "домиком", губы поджаты, а нос слегка сморщен. - Простите,- его слова словно прорвали плотину, и слух возвращался с каждой секундой,- глупо вышло... И в его голосе явственно проступило чувство вины, которое он сейчас испытывал. Вины и стыда, к которым примешивалась изрядная доля сожаления. Он ещё раз произнёс "Простите" и виновато пожал левым плечом.
Эва Остен: Жизнь через замочную скважину порой кажется такой занятной....до тех самых пор, пока эта замочная скважина не станет для тебя всем миром.. Не подашь бутылку, детка? Я ее где-то выронил. - Конечно Эва знала, что Чарли хам, ну, или вернее она догадывалась, но услышав реплику в свой адрес, не выдержала. – Послушай, с какой стати я буду тебе подавать? Ты меня ни с кем не спутал? - Фыркнув, добавила. - Я не одна из тех, кто тебе кофе подавал и подтирал твой богатенький зад! – Нервы девушки сдавали, и держать себя в рамках приличия и реагировать адекватно Остен уже не могла. – Может тебе еще и массаж ног сделать, - добавила Эви, когда Лагранж умастился отдыхать. Поэтому следующая реплика журналистки была тоже не совсем корректной. Новенький сидел и ощупывал себя, оно и понятно упасть с такой высоты не весть куда. – Простите, - как-то виновато начал он, но тут девушку понесло. – Хм, за что простить то? За то, что не умер, шибанувшись сверху? Или за то, что облажался? И теперь мы тут застряли? Конечно, - не унималась Эва, - Апокалипсиса мало, ходячих доходяг тоже! Спасибо тебе, чувак, что убил последнюю надежду на выживание в этом гребанном мире. – Остен плюхнулась на один из камней и вздохнула. Очень трудно было принимать реальность в ее безысходности. Очень тяжело принять тот факт, что есть вещи, который абсолютно не зависят от тебя, даже хуже, что ты становишься пешкой в игре высших сил. Вокруг лишь пустота и холод. Сердце мгновенно сжимается, превращается в ничтожный комок боли и страха и с невероятной скоростью устремляется в никуда. Нащупав сумке пачку сигарет, недолго думая, девушка закурила и с каждой затяжкой в ее голове мысли становились яснее.
Чарли Лагранж: – Не парься, парень. У тебя было около миллиона к одному шансов вообще нас найти, – лежа ответил ученый, услышав показавшиеся ему неуместными извинения. Нет, вправду, они должны быть благодарны ему за попытку. Но благодарность была бы сейчас еще более неуместной, чем то же «простите». На самом деле, Чарли действительно ожидал, что он сейчас максимально, насколько можно в таких неуютных условиях, расслабится, скрестит под затылком руки и ему подадут наибольшее благо из всех сейчас здесь доступных – воду. Когда же вместо этого, не считая сдавленных вздохов «новенького», в ушах раздался не плеск воды в бутылке, а ворчливый женский голос, у Лагранжа произошел очередной сбой в системе, несостыковка прошлого с настоящим. От неожиданности он даже не поленился и привстал на локтях, молча уставившись на разгоряченную девушку. Если бы Лагранж имел другую систему самосознания, в силу своего возраста он бы принялся говорить девушке, как неразумно и нехорошо обижать других, особенно в такой ситуации; что если бы не он, Чарли, она бы все еще сидела в той глуши и неизвестно, освободилась ли вообще. И хотя бы за это он достоин того, чтобы ему подали аш два о в пластике; что если бы не упавший (звучит странно, но что имеем то имеем) им почти на голову незнакомец, то черта с два у них была хотя бы надежда на спасение как минимум из этой треклятой ямы. Но у Лагранжа была его, особенная, лагранжевская система восприятия. Поэтому и реакция была совсем другая. – Египетская богомышь, – с удивлением выдохнул Чарли. – Почему если меня знают совершенно незнакомые люди, то в самом негативном ключе? Я прям главный злодей комикса «Желтая Пресса». Под этот ворчливый монолог Лагранж сел, уже не обращая внимания на впивающиеся в ноги камни; желудок не реагировал на тошнотворный запах пыли и сырости, а глаза снова привыкли к полумраку. – Предлагаю запомнить все свои претензии и поорать друг на друга после того, как отсюда выберемся, – он настойчиво и на удивление серьезно посмотрел на девушку, а затем перевел взгляд на несложившегося героя дня, дотянувшись рукой до его плеча: – Ты передвигаться сможешь? Нет, правда, как вполне справедливо для себя счел Лагранж, ему и самостоятельного прыганья по окружавшим их «Альпам» хватит, а также борьбы с голодом и зверем внутри, о котором он еще с магазина не забывал ни на минуту.
Джеймс Хайбридж: Джеймс довольно быстро приходил в себя, с каждым мгновением ему становилось чуточку лучше. Однако, этот процесс значительно ускорился, когда девушка сорвалась. Её нападки отрезвили Джеймса, оказав эффект пощёчины. Мысли сразу же прояснились, вернулась собранность и решительность. Взгляд отразил внутренние перемены, и часть света, падающего вслед за Хайбриджем в провал, осветила его лицо, на котором губы плотно сжались, желваки напряглись, а в глазах блеснули стальное спокойствие и железная решимость. Джеймс молча дал девушке выговориться, решив для себя, что у неё такая защитная реакция на стресс: кричать, перекладывать хотя бы часть вины на других, облегчая собственное чувство вины. И Джеймс был не против того, чтобы она выговорилась и немного успокоилась. Слова другого мужчины про желтую прессу показались Хайбриджу странными, но он не торопился задавать какие-то уточняющие вопросы. Это сейчас не играло роли, поскольку Джеймс имел весьма большие сомнения относительно того, что хотя бы один номер периодических изданий вообще когда-нибудь ещё будет выпущен. И правда, к чему все эти придуманные "газетный утки", если вокруг город кишит куда более интересными зверушками. "Передвигаться сможешь?",- спросил Джеймса собрат по несчастью, и Хайбридж повернул к нему голову, поймал его взгляд и твёрдо кивнул, медленно, но уверенно поднимаясь. Рука мужчины соскользнула с плеча Джеймса, покинув зону досягаемости. - Послушайте,- говорил он негромко, но чётко и уверенно,- может, я и виноват в том, что потерял осторожность, но не стоит винить меня в том, что в последние дни творится в городе и, возможно, во всём мире. Я не заказывал Апокалипсис с доставкой и бесплатной колой в подарок... Произнося эту речь, Джеймс достал из-за спины свою торбу, потянул за шнурок горловины, и нутро сумки раззявило свою пасть. Запустив туда руку, мужчина без труда нашёл среди малочисленных пожитков своё новое приобретение: фонарик. Торба плюхнулась вниз, щёлкнула кнопка на боку цилиндрической ручки фонарика. - Я обещал, что помогу,- луч света стал ползать по полу и ближайшим обломкам, освещая хищно оскаленные куски арматуры и бетона,- и видит Бог, я сделаю это. Всё куда лучше,- чуть более оживлённо произнёс он, подходя к тому месту, куда приземлился после своего короткого падения. Луч света выхватывал из теней чёткие очертания карабина, Джеймс наклонился и поднял его,- у нас есть оружие, вода и немного еды. Справимся. Карабин он держал одной рукой за приклад, и дуло равнодушно и спокойно созерцало захламлённый пол. С каждым своим словом Джеймс возвращал уверенность в себе, и она проявлялась в его твёрдых, уверенных движений и интонации голоса. Луч света стал скользить по сторонам, тщетно пытаясь найти верёвку. Однако, неудачный поиск был не таким уж неудачным: пятно света скользнуло по стене и на секунду "нырнуло" дальше, словно провалившись куда-то, как это недавно сделал сам Джеймс. Мужчина удивлённо приподнял брови и вернул круг света обратно. В стене, метрах в десяти от них, за небольшой, но крутой горкой крупных бетонных обломков, гостеприимно зиял открытой пастью... выход. По крайней мере, дверной проём. - Эй, а что там?- И Джеймс указал в ту сторону дулом карабина.
Эва Остен: «Белые стены окружают пространство... стены живые: это нам известно, мы чувствуем это...если мы помолчим и прислушаемся - мы сможем услышать их дыхание, иногда глубокой ночью мы слышим их стоны, как будто им снится плохой сон...хорошие стены - баюкает и успокаивает, плохие - наполняют нас инстинктивным беспокойством...плохие стены ненавидят наше тепло, нашу человеческую сущность...именно эту ненависть к людям и имеем мы в виду, говоря, что стены живые, что у них есть уши…» Конечно Эва понимала, что подобное поведение в данных обстоятельствах было слишком глупым. Мир изменился, а вместе с ним и ценности, да, все теперь другое, прежние приоритеты рухнули, как и стены этого кафе. Уже не было Чарли владельца компании по разработке нано-технологий, не было Эвы Остен известной журналистки с ее мертвой хваткой, были только люди, которых объединяло одно единственное – желание выжить. Поэтому Эви промолчали, и кивнула головой в знак согласия на предложения Лагранжа замять ситуацию. Новый знакомый, довольно быстро пришел в себя, не смотря на падения, но данный факт радовал. Девушка затушила сигарету о камень, на котором сидела и выпустила струю дыма, левое плече снова стало зудеть. Она сняла один рукав куртки и потерла предплечье, стараясь проделать все незаметно, чтоб не привлекать внимания. Пока новенький рассматривал дыру, в которой они находились с помощью фонарика, как нельзя, кстати, оказавшегося у него, Остен попыталась в слабом свете рассмотреть руку. Сказать точно, что именно появилось на коже у Эвы, она не могла, но все что она успела рассмотреть, так это то, что рисунок очень сильно напоминал карту. – Эй, а что это там! – журналистка быстро надела куртку и устремила свой взгляд в ту сторону, куда указывал мужчина. В свете фонаря она сумела разглядеть проем очень похожий на выход. Воодушевившись таким стечением обстоятельств, принялась, почти на четвереньках, ощупывая руками камни и пол, искать свою камеру. Конечно, это была довольно бесполезная вещица, но с ней ей было как-то спокойнее. Повозившись так пару минут, она все-таки нашла ее и с чувством выполненного долга встала на ноги. Струсила слой пыли с головы и куртки, включила камеру и стала, молча пробираться к выходу. Было это довольно проблематично, ведь одна рука была занята камерой, а вторая служила опорой. – Думаю, если мы будем стоять, то так и не узнаем, что там! – сказала девушка и продолжила двигаться в выбранном направлении. Выворачивая ноги в разные стороны, спотыкаясь о камни, она все же добралась к выходу, и тут же пожалела об этом. Сердце замерло, а от кромешной тьмы, что дышал проем, повеяло ледяным холодом. Да, тут не было жарко, но оттуда веяло смертельным холодом. Обычно, во всех голливудских ужастиках главных героев так и тянет в подобные места, но Эва, как-то очень засомневалась, а стоит ли идти дальше. Включи режим ночной съемки, а вмести с ним и фонарь на дивайсе, стала вглядываться в темноту. Если долго вглядываться в бездну, бездна начинает вглядываться в тебя.
Чарли Лагранж: Чарли лишь тихо хмыкнул на извинения и объяснения новенького в их и без того недавно сложившейся кампании. В иной ситуации он бы отмахнулся, сказав что-то вроде «забей, приятель», но сейчас эта реплика была подавлена тихим вздохом. За ним уже не стояли миллионные активы и свора подчиненных, готовых в любую секунду выполнить любое приказание (точнее, прихоть) Лагранжа. Мир прекратил подчинятся власти денег, и Чарли подумал, что надо бы выкинуть из и без того набитого рюкзака ставший таким ненужным бумажник. С одной стороны, надо было что-то делать. С другой – ничего не хотелось. Надежда не сияла голубым огнем впереди, поэтому не было мотива. Перспектива быть съеденным, конечно, не прельщала, но Чарли понимал, что в данной ситуации умереть можно не обязательно в зубах проголодавшегося урода. Его новые знакомые не медлили, и ученый решил последовать их примеру. То бишь, что-то делать. И первой начала еще не остывшая, судя по резким и решительным действиям, девушка. Внезапно вспыхнувшая и вылившаяся наружу, вполне, в какой-то степени, справедливая, злость зарядила ее энергией настолько, что она не побоялась двинуться вперед к неизвестности даже не захотев заручиться в прямом смысле поддержкой ни одного из мужчин. – Твоя правда, – согласился с ней Чарли и нехотя поднялся, подобрав бутылку с водой, которая отправилась обратно в рюкзак, и глядя на карабин Джеймса и думая, что пистолет его канул в небытие и уже вряд ли найдется. Закинув на плечо свой рюкзак, он стал спускаться вслед за девушкой, но странный звук заставил его остановиться и обернуться. Этот далекий, довольно тихий отзвук не был похож на шорох, который создавали их ботинки, теревшиеся о камни. Словно кто-то поскреб исполинским когтем о бетонную стену. Чарли не стал спрашивать, был ли он единственным, кто слышал это, а развернулся и последовал дальше по шороху одежды Эвы. Когда он понял, что окунулся в совсем непролазную тьму, Лагранж разозлился то ли на себя, то ли на кого еще, когда едва не покатился вниз, споткнувшись об очередную глыбу. Перспектива упасть и мысль о последствиях заставила его сердце колотиться чаще, и, открыв глаза, Чарли понял, что стал видеть не только освещаемые фонариком Джеймса и камерой девушки части туннеля, но и различать очертания каких-то рельефных объектов. К примеру, передвигающуюся фигуру Эвы впереди. Правда, все очертания отдавали чем-то зеленым, но это было куда лучше, чем идти вслепую. Но говорить спутникам об этом было нельзя – Чарли слишком ясно помнил о реакции одной из его бывших спутниц на то, что он может становиться гибридом большой кошки и человека. – Что ж. У нас есть камера, – сказал он, когда приблизился к широкому, «зовущему» в себя проходу, – оружие и фонарик, и совершенно нет другого выхода, – спокойно, без оттенка сожаления, а говоря как о должном, констатировал Лагранж. – Да, у нас нет другого выхода, – сам себе подтвердил Чарли, вступая на шаг в чуть более зауженный проход, словно коридор перехода из одного помещения в другое. – Мне кажется, или мы в каком-то метро? – обратился он ко спутникам, осматриваясь и высказывая первое пришедшее в голову адекватное предположение. Американец знал Лондон плохо, чтобы утверждать, что под кафе проходила какая-нибудь ветка метрополитена. – К слову, хоть кто-то из вас англичанин? – Он обернулся, все еще не в состоянии привыкнуть к тому радостному факту, что видит в темноте, к своим спутникам. – И давайте, наконец, познакомимся, раз уж нам предстоит долгое путешествие вместе. Чарли Лагранж, просто Чарли.
Джеймс Хайбридж: Чёрная зияющая пасть дверного проёма казалась Джеймсу менее притягательным вариантом выхода, нежели дыра в далёком потолке, но проём был гораздо ближе и в пределах досягаемости. К тому же, внезапно обнаруженная альтернатива добавила живости обоим компаньонам Хайбриджа, что его очень порадовало. Луч света от фонарика слепо обшаривал стены, тщетно пытаясь прогнать такую настойчивую и упрямую темноту. Однообразные серые стены, которые Джеймс разглядел непосредственно за проёмом, не давали ему ни малейшего намёка на то, где они находились, поэтому он не спешил отвечать на вопрос и предположение Чарли. Про себя он, конечно же, подумал, что вряд ли это - тоннель метрополитена, ему казалось, что в них обычно есть какие-то толстые кабели и хотя бы редко, но кое-где на стенах и потолке должны были висеть хоть какие-то осветительные приборы. Больше всего Джеймс склонялся к мысли о том, что это какое-то подвальное помещение... глубокое подвальное помещение... слишком глубокое подвальное помещение? Джеймс помотал головой, решив пока не забивать себе этим голову. Эва и Чарли уже пошли вперёд, и Джеймс поспешил присоединиться к ним. До этого он старался двигаться медленно и осторожно, чтобы не потревожить ушибленную правую половину тела, но сейчас, когда он решил ускорить шаг, колено и локоть стали саднить, шишка на голове вновь напомнила о себе, мышцы слабо, но уверенно ныли при каждом шаге. Джеймс мысленно порадовался тому, что его лица сейчас не видно. По нему можно было без труда понять, что прогулки сейчас не приносят ему ни малейшей радости: он морщил нос и кривился чуть ли не на каждом шагу, стоически сдерживая стоны и даже попытки зашипеть. Шаг он тоже старался делать как можно твёрже. Если честно, то Джеймсу всё ещё было немного стыдно за то, как глупо он свалился вниз, а потому он не хотел лишний раз напоминать своим новым спутникам об этом инциденте. Он как мог быстро нагнал Чарли и Эву, светя фонариком далеко впереди себя, на уровне груди и ниже, чтобы ненароком не ослепить никого, кто захочет обернуться, а также для того, чтобы идущим впереди было лучше видно. - Джеймс Хайбридж. Я всю жизнь прожил в Лондоне,- ответил Джеймс на вопрос американца. Ему на секунду вспомнились детские годы, но воспоминания тут же перекинулись на конкретных персонажей этого прошлого: отца, мать и брата. "Милостивый Боже, они ведь были здесь, когда всё это началось!",- пронеслось в голове у Джеймса, и он громко и тяжело вздохнул. Конечно же, они были в родовом имении Хайбриджей, но Джеймс не мог даже и надеяться на то, что их миновала эта катастрофа. Титул Лорда и место в Палате Лордов наверняка не защитили семью Хайбридж от постигшей весь Лондон катастрофы. Джеймс на несколько секунд замер, как замер и луч его фонаря.
Офелия Локхарт: «Сто коров, двести бобров» - девушка наклонила чуть вправо, висевшую до этого безвольно, голову, - «И четыреста двадцать ученых комаров. Сегодня покажут сорок, сегодня покажут сорок, сегодня покажут сорок удивительнейших номеров». Офелия попыталась вспомнить, что там пелось дальше. Кажется что-то про петухов и индюков, и свиней, но точно она не могла вспомнить. Эту песню ей пела Лилит, больше известная как Бородатая Женщина. Но Фели слишком уставала после всех этих бесконечных изнурительных репетиций и тренировок, и поэтому практически никогда не дослушивала песню дальше первых четырёх строк. Разве что краем сознания, но этого было явно недостаточно. Какой же красивый был голос у Лилит. Девушка отдала бы все, чтобы услышать сейчас его, а не этот глухой низкий стрекот крыльев и возню. Сколько она уже здесь? Несколько дней должно быть, а кажется что целую вечность. Какое-то время девушка молила высшие силы, чтобы кто-нибудь её нашел, и хотя бы пристрелил. Хотя о спасении она тоже мечтала, именно поэтому она помнила каждый поворот этой грёбанной канализации (канализации ли?), по которой её сюда тащили. А что ей оставалось делать? Сопротивляться она не могла, как впрочем, и двигаться в принципе, поэтому Фели просто запоминала. Из мыслей её вырвала какая-то неожиданно активная суета. Твари беспокоились, по крайней мере, так это выглядело. Если честно, Офелия даже понимала их беспокойство. Слишком долго не приходила их смена. Раньше они соблюдали какой-то порядок. Фели не бралась точно сказать, какой промежуток времени они выбрали, но в этот раз он явно затянулся. Возможно, всё дело в том грохоте, который недавно эхом донёсся из коридора. Они решили больше не ждать. Она это поняла сразу. Одна из тварей, судя по звукам, двинулась к девушке. От этой мысли Офелия словно пришла в себя. В нос ударил едкий запах мертвечины, блевотины и испражнений, который впрочем, никуда и не девался, но иногда удавалось его не чувствовать. Колени девушки задрожали, она даже попыталась оторвать от стены приклеенные намертво руки, но, разумеется, безуспешно. Всякая надежда рухнула как карточный домик в тот момент, когда девушка почувствовала как на талию ей легла пара цепких лап, и сдавила тело так, словно намекала «только попробуй дёрнуться и я тебе все рёбра переломаю», а со рта содрали кляп, который походил на паутину, только был скользкий и вязкий как слизь. Девушка тихонько заскулила. Ей хотелось вопить «Нет! Ещё рано! Они же не пришли… не надо!», но она понимала, что это бесполезно, они всё равно не поймут её, а даже если поймут – сделают по-своему. Поэтому она только тихонько скулила и плакала от безысходности и беспомощности, пока эта тварь раскрывала ей рот чем-то вроде пальцев и просовывала в глотку что-то похожее на шланг для гастроскопии, только тёплое и живое. Было щекотно, но не то щекотно, которое когда тебе кто-то пёрышком по стопе водит, а то щекотно которое настолько мерзкое, что внутри всё леденеет и на лбу выступает испарина. И тут всё прекратилось. Тварь так резко вырвала из девушки своё щупальце (или что оно там), что это доставило дикую боль. Она не успела закончить, это Офелия точно знала, потому что сразу после этого, девушка проблевалась, и в этот раз ей было чем. Они что-то услышали. Офелия что-то услышала! -Эй… - попыталась позвать девушка, как только рвота прекратилась, - Эй кто-нибудь, - она пыталась покричать, но говорила едва ли громче шепота, горло нестерпимо горело от желчи и боли. Вот так выглядят наши красавчики ^_^ Размером они с крупную собаку. Кроме того, обращаю ваше внимание на, то, что в комнате, в которой вы оказались, разбросаны куски мяса. Какое-то человеческое, какое-то животных, и что-то изодрано на мелкие куски, что-то перемолото в некое подобие фарша, остальное валяется целиком. Офелия прикована к восточной стене ближе к дальнему углу. В противоположном углу – кладка яиц. Всего тварей в комнате 3.
Эва Остен: Убей меня, разорви на мелочи, Стальным ножом оближи мое прошлое. Мою глотку порви воспаленной от горечи- Приглуши мое состояние тошное. [justify]Что-то я не припомню, чтобы у меня в гороскопе было такое дерьмо! – Подумала про себя девушка, медленно продвигаясь по довольно широкому коридору или туннелю, постоянно спотыкаясь и вспоминая имена всех святых. Ноги начинали болеть, так как тонкая подошва сапог не защищала от огромных камней, но вскоре поверхность стала ровнее. Услышав фамилию Хайбридж, Эва задумалась. Конечно, это была довольно распространенная в Британии фамилия, но все же, она стала прокручивать в своей голове информацию. Такую себе виртуальную книгу имен, знакомых ей людей. И единственно известный ей человек под такой фамилией вызывал у нее не лучшие воспоминания. Это был потомственный, как принято в Соединенном Королевстве, Лорд, известный политический деятель и, конечно же, члены палаты лордов. Репутация у него была не то что бы плохой, но много слухов ходило, которые оставили после себя мерзкое послевкусие. Особенно о его отношениях с родным сыном и сейчас девушка тщетно хотела вспомнить имя его потомка. – Я Эва, Эва Остен. - Ответила она сразу после того, как на вопрос Чарли и его представление, ответил Джеймс. – Я работаю в студии «Sky» вернее работала, пока не проснулась. Родилась в Англии, но моя семья эмигрировала из Венгрии. Так что, Джеймс, ты единственный из нас, кто должен знать, где мы сейчас находимся. – Чем дальше они продвигались вглубь, тем сильнее становилось как-то не по себе. Неприятный запах все усиливался и, если сначала он был похож на тот, что присущ всем подобным местам, подвалам, старым домам и прочему. То сейчас журналистка все больше ощущала тошнотворный и сладковатый запах. – Что за вонь? – Не сдержалась она, и одной рукой прикрыла нос, где-то подсознательно она знала, что это был за запах, но вслух не могла произнести. На какое-то мгновение ей показалось, что кто-то зовет на помощь, прислушалась, но ничего, кроме шарканья ног троицы не услышала. Потом снова, - хей, вы тоже это слышали? – Остен обратилась к Джеймсу и Чарли и, повернув направо, застыла. За свою карьеру она успела повидать многое, убийства, жуткие последствия аварий, но что сейчас предстало перед ее глазами…обезглавленные туши, застывшие в жутковатом подобии живых существ, суставы, куски окровавленной плоти, внутренние органы с их тошнотворным запахом вяленной плоти. От скелетов исходил тошнотворный затхлый запах свежеразлагающейся плоти! Куски гнилого мяса кое-где ещё держались за костяки! Внутренности источали зловоние….в них ползали личинки и жуки.[/justify]
Чарли Лагранж: Чарли вдумчиво запомнил самое важное из сказанного его спутниками – конкретно имена; профессии, должности, звания – сейчас это имело не большее значение, чем цвет зонтика в дождливую погоду. По крайней мере, как чувствовал Чарли уже «поиграв» там, наверху в увлекательный экшн «убей нечисть», им еще предстоит веселье, а обращение вроде «эй, парень!» никого бы в подобной ситуации не вдохновило. Пока они шли, и без того тусклые очертания окружающего мира постепенно блекли, теряя свою яркость. Запах, вполне естественный для такого места (Чарли помнил, что он видел еще тройку-другую часов назад, и что под завалами вполне могут находиться горы трупов, особенно если это действительно метро) стал нормой, Лагранж попросту принюхался к нему. Но когда он начал усиливаться, в глазах ученого контуры этого мира стали еще ярче и даже… красочнее, чем раньше – к зеленоватому оттенку добавился розово-красный, словно он страдал одной из форм дальтонизма. Обернувшись на своих спутников, он почти без труда различил во тьме очертания и даже два-три оттенка их кожи. Внезапный отзвук где-то в глубине тоннеля заставил Лагранжа напрячься. По-настоящему он заволновался уже в следующую секунду, когда в гнетущем мраке раздался вопрос Эвы – она тоже слышала. И резко свернула с прямого пути. – Стой, давай не туда! – очень взволнованным голосом попросил ее Чарли, но было поздно. Ученый по инерции пошел за ней, чувствуя, как зашевелился в его груди тигр, желая вылезти наружу, считая, что в человеческой форме ему не защититься. Но от чего? Ответ пришел сразу же, как только Чарли встал рядом с Эвой. К своему несчастью, он не только чувствовал адскую смесь тошнотворных запахов. Он мог увидеть все большое помещение, почти что застеленное останками бог знает чего или кого, и услышать… услышать стрекот тысячи стрекоз или одной, но очень крупной. – Твою мать, – не выдержал Чарли, чувствуя, как беснуется внутри него зверь, и было от чего – он разглядел то, что издавало эти тонкие звенящие звуки, и до чего, возможно, свет от фонарика и камеры его спутников мог не дотянуться. Чарли почувствовал, как на спине и лбу выступила испарина, и первой реакцией, помня, что при нем больше нет оружия, было сказать что-то неуверенно-конфуженное вроде «Бежим?!.», но, даже почти поддавшись панике, ученый помнил, что сейчас вместо слов из его горла вырвется рык, и пытаться что-то произнести просто бесполезно. Вместо этого он издал тихий смех и почувствовал то, что ощущал около трех часов назад – ломку в ногах, руках и спине. И Чарли, и тигру, сидящему внутри, хотелось стремглав отсюда удрать, но они не могли прийти к консенсусу, кто из них сделает это быстрей и проворней. Чарли держался, судорожно глотнув воздух, но сделал лишь хуже – от тошнотворного запаха сознание только стремительней убежало от него. Ему хотелось одновременно сказать своим спутникам, что нужно делать отсюда ноги, попросить Джеймса достать свой карабин и замять в себе животное, которое едва сдерживал силой мысли, привалившись к стене входа в помещение, в котором кроме источников омерзительного запаха, распространяющегося по всему тоннелю, были еще и очередные твари. Пока Чарли бодро топал по рассыпчатому мусору, он был уверен, что его уже мало чем можно удивить после сегодняшнего. Но, увы, эта гипотеза только что потерпела крушение. Опираясь плечом о стену и одной рукой отчего-то держа себя за шею, другой Лагранж, в надежде на то, что спутники все-таки обратят внимание на его нездоровый вид и копошение, указывал куда-то вперед и отрицательно мотал головой. Ему становилось невмоготу одновременно пытаться сдержать в себе зверя и наблюдать за тем, как трудно вообразимые в обычной жизни твари уже заметили их появление и начали активную деятельность.
Джеймс Хайбридж: Пока они двигались по коридору, Джеймс всё ещё кривился из-за боли в ушибленной половине тела, но внезапно кое-что полностью заглушило ноющие ощущения в мышцах и суставах. Запах. Совсем недавно он уже улавливал этот мерзкий запах. В магазине туристического снаряжения, незадолго до падения вниз. Запах разложения, гнили и мертвечины. К горлу вновь, как и тогда, подкатил комок, но на этот раз Хайбриджу удалось его подавить, тем более, что желудок теперь был абсолютно пуст. Его спутники, как понял Джеймс, тоже не в восторге от этой вони. Вопрос Эвы заставил его замереть и прислушаться к странному звуку, и лишь благодаря этому затишью англичанин с удивлением услышал, как коротко и сдавленно усмехнулся Чарли, в темноте раздался его судорожный вздох, и луч фонарика успел выхватить из мрака тот момент, когда мужчина привалился к стене и потянулся к своей шее. Джеймс тут же шагнул к нему, собираясь спросить всё ли с ним в порядке, когда странный стрекот резко усилился, нечто в темноте перед ними издало высокий, тонкий писк, и Джеймс в ужасе вскинул карабин в сторону звука. Как раз вовремя для того, чтобы разглядеть смутное, но быстрое движение в их сторону. Карабин громко рявкнул, исторгнув из дула небольшую порцию огня, которая на секунду осветила часть твари, в которую мгновением позже хищно впилась пуля. Сразу же за выстрелом Джеймс всем телом бросился в сторону Эвы, пытаясь загородить её, но, поскользнувшись на очередном куске полусгнившего мяса, буквально налетел на неё всем телом, и уже потеряв равновесие, падая, Джеймс выстрелил в темноту почти наугад, туда, где, как он считал, должен был находиться раненный монстр. Фонарик Джеймса упал, в полёте беспорядочно освещая пространство впереди, успев выхватить то ли одно из этих чудовищ несколько раз, то ли нескольких из них. В воздухе раздавался дробный стрёкот, воздух вспарывали их крылья, разгоняя мерзкий запах и обдавая троих пришельцев небольшим, но упругим ветерком.
Офелия Локхарт: Девушка старалась не терять рассудок. Очень старалась. То, что твари забеспокоились совсем не обязательно должно означать, что пришли люди, что они спасут её, или хотя бы прекратят маленький ад девчушки. Это вполне могла быть какая-нибудь другая тварь, случайно забредшая на чужую территорию. И скоро её постигнет та же участь что и Фели, и нечему тут особо радоваться… разве что теперь её будут реже мучить. Но маленькое семечко надежды уже прочно пустило свои корни в голову, и, что самое странное, в тело девушки. От прилива адреналина в ушах заложило, и Офелия стала слышать своё собственное сердце, то, как оно взволнованно заходится, грозясь побить мировой рекорд по ударам за единицу времени. Правда это немного раздражало, девушка не могла слышать больше ничего. Кроме всего прочего, она снова стала ощущать своё тело: ноги устало ныли от боли, казалось, если бы она не была прикована к стене за руки, то свалилась бы замертво прямо в кашицу у ног. Что касается рук, то они зверски затекли и в них так же точно вёлся отсчёт ударам сердца. От избытка переживаний, Фели стала нетерпеливо ерзать, причиняя себе боль каждым своим движением. Но это ни шло ни в какое сравнение с тем, что творилось в её голове. Она не могла ничего увидеть или услышать, неопределённость убивала её, сводила с ума. И всё это тянулось бесконечно долго, пока в один миг не оборвалось. Девушка увидела то, что уже и не надеялась увидеть – свет. Всё её существо замерло в этот миг, даже дышать перестала. Свет становился всё ярче, и надежда росла в геометрической прогрессии, пока сознание Офелии не затмил страх. Она боялась за этих людей как за саму себя, а что если твари схватят и их, что если убьют, если скормят ей? И когда Фели показалось что она достигла предела, что дальше её не ждёт ничего кроме полного всепоглощающего безумия, раздался выстрел. Он стал для неё отрезвляющей пощёчиной. Она стала слышать всё. И то, как рухнула тварь, и второй выстрел, и пронзительный визг где-то прямо перед девушкой. От этого визга едва не лопались перепонки. И девушка не сразу поняла, что пытается перекричать его. -Жало, – она вопила как безумная (по крайней мере, так ей казалось), повторяя снова и снова это слово, - Не дайте им себя ужалить.
Чарли Лагранж: И все было бы неплохо. Неплохо настолько, насколько возможно было в этой ситуации как минимум для Лагранжа. Его не так сильно напугал вид представших его взору тварей – при взгляде на них он был способен держаться и не поддаваться новым инстинктам защиты – превращению в представителя семейства кошачьих, – сколько громкий и действительно внезапный выстрел, послуживший катализатором его превращения. Лагранж даже не успел молча выругаться – его хватило лишь на то, чтобы резко скинуть с одного плеча лямку рюкзака, а потом он услышал уже знакомый хруст в костях и ощутил, как задвигались, изменяясь, в его теле кости и мышцы; но это не пугало так, как в первый раз в магазине одежды, название которого он благополучно забыл. Скрипучий звук рвущейся ткани, визги непонятного происхождения, новое поле обозрения, чей-то совсем новый, но, благо, человеческий голос – какафония едва давала сосредоточиться. Чарли нужно было только в суматохе посмотреть на то, что, по плану, должно было быть руками, и увидеть там совсем несоразмерные с человеческой кистью кошачьи лапы. Теперь он был к этому готов, и приступа панического страха по поводу превращения в большую кошку уже не было. Да и ситуация разбираться с собственными мутациями была не та. К тому же пронзительный и очень, очень, как назло, тонкий визг не давал полноценно сосредоточиться в и без того безумной обстановке. С «новыми» глазами Чарли заметил, как забесновались преграждающие им путь твари. Одна, которой не посчастливилось больше всех (карабин Джеймса сработал как по заказу), наматывала петли на одном месте, лежа на боку, вероятно, от боли, от того, как жгли ей пробитую плоть застрявшие внутри пули. Активное шевеление и где-то на заднем плане позволили увидеть еще… двух таких особей, отчего тигр тревожно зарычал, прижав уши. Они, словно нерешительно поколебавшись и о чем-то договорившись, стали быстро, насколько позволяли крепкие кузнечикообразные ноги, расползаться в стороны. Одна тварь, хаотично перебирая отвратительным высунутым языком, с которого стекало нечто-то густое и прозрачное, о чем Чарли не хотел даже думать, осталась на месте, как вратарь перенося вес с одной половины нескладного тела на другую. А вторая подалась вперед. И если сначала Чарли показалось, что она ринулась на помощь своему пострадавшему «товарищу», то в итоге это оказалось не так. Гадать, хватит ли у Джеймса ловкости и времени, чтобы подняться и хорошенько прицелится, времени не было. Чарли немного неуклюже попятился, все еще не полностью ощущая тигриное тело, и непроизвольно зарычал, подражая льву из «Мэтро Голден Майер». Страшно было не только им троим. Страшно было и тварям, которые боялись за то, что было позади одной из них, имитирующей движения вратаря. И если бы Чарли осмотрелся внимательнее, используя свое новое зрение, он бы увидел те два существа, за которых так переживали эти монстры. Но пока он только мог ввести громким рычанием в ступор решившего атаковать гибрида стрекозы и человека, преградив ему путь к товарищам по несчастью и едва перекрикивая царивший вокруг хаос звуков.
Эва Остен: [justify]Ты будешь жрать мир или мир будет жрать тебя — в любом случае все о'кей, все идет по плану. Тишина. Именно это Эва чувствовала с самого момента пробуждения. Нет смысла описывать тишину, всепоглощающую тишину. Ту самую, которая лишает способности слышать мир. И вот впервые за все это время ее пронзил звук, нет, скорее это был визг. Он проник и коснулся каждого нервного окончания, причиняя боль. Камера, в ярких вспышках, исторгающихся из дула обреза Джеймса, выхватила несколько обитателей этой холодной кельи. Что это было? Остен не могла ответить, но уже не удивлялась. Успела насмотреться за эти дни на «живущих» в этом мире. Твари были похожи на стрекоза-подобных комаров размером с огромную собаку. Это было единственно правильное описание. Существа мутирующие в это Нечто ощутив присутствие чужаков сразу же оживились. Дальнейшие действия было трудно описать, в ее сторону бросился Хайбридж в желании защитить и при этом он старался отстреливаться от тварей. Поскользнувшись на «фарше» из гниющей плоти, он просто впечатался в журналистку. Оказавшись «под защитой» Остен заприметила одно из существ практически за спиной у Джеймса.– Джеймс, сзади! – крикнула она, направив фонарик камеры прямо в морду и увидела, как та стала протягивать свой хобот, подобие языка с явным желанием дотянуться до них. Все что смогла сделать в этот момент Эва, так это ухватить Хайбриджа за плечи и рывком повалиться на пол. Хобот встрял прямо в стену, где только что были они. На лицо девушке попала слизь с этого самого хобота. Что в этот момент делал Чарли, она не сразу поняла, так как тот исчез из поля зрения. Вдохнув и выдохнув несколько раз, она наполнила легкие воздухом. К телу постепенно вернулись привычные ощущения, будто кто-то в глубине ее сознания тихонько перевернул несколько карт. Услышав крадущиеся шаги, Эви повела фонариком вокруг, и белый свет вонзился во тьму, отбрасывая черные тени, которые наскакивали на него с самых неожиданных сторон и бегали по стенам. Остен поднялась на ноги, кипя от злости. Что теперь прикажете делать? Она посмотрела на свою руку, и кожа на ее ладони затрепетала и сдвинулась с места, как будто составлявшие ее клетки захватило миниатюрным штормом. Мышцы на предплечье Эвы пронзила серия затихающих конвульсий, она вздрогнул, но потом, несколько раз глубоко вздохнув, все же сумела подчинить тело своей воле. [/justify]
Джеймс Хайбридж: Джеймс не стыдился того, что так глупо налетел на Эву. Но не по причине плохого воспитания, просто времени на смущение не оставалось. Всё происходило слишком быстро, слишком резко и внезапно, словно кто-то на быстрой перемотке прокручивал отвратительно смонтированный фильм: кадры менялись слишком непредсказуемо, перед глазами Джеймса, которые ещё не совсем адаптировались к темноте, мелькали лишь смутные тени и силуэты, общая картинка складывалась в основном из звуков. Весь мир, казалось, превратился в звук. Где-то поблизости отрывисто раздавался дробный, жалобный писк боли подстреленной твари. Чуть ближе и чуть дальше - высокий, угрожающий визг оставшихся тварей. Ещё дальше, но громче, истошнее, раздавался чей-то незнакомый голос, женский, даже юный. Она кричала что-то про жала, но Джеймс не сразу обратил внимание на содержание речи, настолько он был удивлён и испуган этой неожиданностью. А со стороны Чарльза, ввергая Хайбриджа в ещё большую оторопь, раздавался рык. Всё остальное пространство комнаты наполняли стрекот и какой-то громкий и высокий протяжный стон, на самой грани слышимости. Эва помогла Джеймсу кое-как восстановить равновесие и не упасть окончательно, но затем крикнула, предупреждая мужчину об опасности, но тот не успел среагировать, поскольку девушка одним решительным рывком повалила их на пол. О том, что он теперь, наверное, с головы до ног перепачкан кровью и Бог весть чем ещё, Джеймс не успел подумать. Тварь, судя по звукам и ощущениям англичанина, оказалась совсем близко, и Джеймс, не поднимаясь, выстрелил в чудовищное насекомое. Он в ужасе замер, поняв по вспышке огня и тому звуку, что бывает, когда пуля пронзает плоть. Звук пришёл мгновенно, а это значило, что тварь была возле них, едва ли не вплотную. Джеймс стал лихорадочно дергать ногами, отползая подальше от твари, но та, видимо, не сильно пострадала от последнего выстрела, и теперь надвигалась на свою жертву, припадая на правую переднюю лапу. Чудовищное насекомое резко подалось вперёд, мотнув головой, и схватило карабин, с силой выдрав его из рук Джеймса и отбросив назад. Палец, лежавший на курке, сильно ободрало, но боли Хайбридж не почувствовал, лишь ещё быстрее пытаясь отползти подальше. Где-то на краю сознания он даже успел порадоваться, что тварь так насела на него - у остальных появлялось больше шансов выжить в этом кошмаре. Но эта радость тоже ждала своей очереди, вместе со стыдом от падения и отвращением к перепачканной кровью одежде. Лишь краем зрения, более-менее привыкшего к темноте, Джеймс заметил позади твари некое движение и ему показалось, что он снова услышал рык.
Элли Фингер: Элли очнулась от какого-то непонятного ощущения. Хотя, скорее всего от отсутствия этих ощущений. Её не было. Она не существовала, по крайней мере там. Вокруг было темно, Эл будто ослепла. О, нет! Не может быть. Опять! "Ты что, думаешь это смешно?" Эмми попыталась встать и чуть вскрикнула, сразу пожалев об этом. Её левая нога была зажата чертовыми камнями. Конечность жутко болела, похоже, что свело мыщцы. Девушка чувствовала как острый камень упирается прямо в икру, и при каждом неосторожном движении режет ткань брюк и вонзается в плоть. Эмми ещё раз пошевелила ногой. Было больно, но кость сломана не была, и повреждения были незначительными. Ещё болела голова, распущенные волосы были все в крови, и с щеки стекало что-то липкое и неприятное, скорее всего тоже кровь. "Хм, наверное когда я, точнее Элли, потеряла сознание, её не только завалило камнями, но и не слабо тряхнуло по башке камнем. Молодец, сестренка!" Элли пыталась протестовать, но Эмми сосредоточилась на вытаскивании ноги из под камней. Риск был огромен, пару камней она смогла убрать, но вот следующий, если его вытащить, то из-за него посыплется груда других камней, которые явно сломают Фингер ногу. -"Надо найти рычаг"- вяло подсказала Эл, смирившаяся с новой соседкой. Эмми зло усмехнулась. -"Без сопливых разберемся!"- но не смотря на свой комментарий, она все таки начала оглядываться по сторонам в поисках того самого "рычага". Для этого подошла бы палка или... или лом! В метре от Эм лежал металлический лом или скорее всего труба. Превозмогая боль брюнетка кое-как дотянулась до этой самой трубы. Воткнув её в пространство между ногой и камнем и, приложив достаточно усилий, Эмми быстро вытащила ногу. Как раз вовремя, потому что камни начали осыпаться. Опираясь на неё, девушка встала. Она быстро привыкла к боли, но все ещё прихрамывала. Немного потерев мыщцы, она пошла дальше по коридору. - Вот что бы ты делала без меня?- вслух спросила Эм. Коридор по которому шла Фингер был погружен в полумрак. Источник света был позади, огромна дыра в которую она провалилась, поэтому, чем дальше, тем темнее. Как только вокруг стало совсем темно, пол стал неровным и разбитым. По всему тоннелю стоял запах сырости, плесени и чего-то ещё, от чего девушке хотелось блевануть. Эмма шла примерно минут пять, пока запах не стал уж совсем ужасающими и она не споткнулась обо что-то. Упав, девушка оперлась на что-то мягкое и скользкое руками, но её руки тут же поехали вперед, а запах стал ещё отвратительнее. Быстро вскочил с места, Эм вытащила из кармана телефон с фонариком, думая по себя, почему она не вытащила его раньше. Зарядки на телефоне оставалось мало. Девушка включила функцию фонаря и посветила вниз. От увиденного Эмми выронила телефон и согнулась. Её вырвало. В голове смешались чувства отвращения, ужаса и страха. Прямо перед ней лежал труп военного, который пролежал здесь уже давно и начал разлагаться. Именно на него упала Эм, подскользнувшись на его разлагающихся коже и мясе. На её руках ещё была эта омерзительная смесь, её свитер тоже был запачкан ею. Но хуже всего было то, что она воняла теперь так же как труп! Подняв с земли фонарь, Фингер ещё раз посветила на военного. Как-то переборов отвращение, Эм вырвала из рук мертвеца автомат. Обойма была наполовину полной. Крепко сжав оружие в правой руке, девушка пошла дальше, освещая путь фонариком. Если до этого она считала, что этот военный самое плохое, что могло случится с девушкой, то это было не так! В пути Эм видела ещё гору трупов самых разных возрастов и положений, но она научилась не обращать на них внимания и кое-как подавлять рвотные позывы. После этого минут двадцать ничего такого не происходило. Вернуться назад смысла не было, та дыра была слишком высоко. Так что Эмми приходилось надеятся лишь на другие пути наружу. Правда, мертво тишине скоро пришел конец. Через некоторое время Фингер начала слышать жужжащий звук, который она сначала приняла за галлюцинации из-за разбитой головы. Девушка пошла на него и увидела странного вида огромное насекомое. Оно было ужасным! Размером с собаку, эта "стрекоза" или ещё что-то жадно возила своим хоботком по кровавой стене. Эм направила на это существо луч фонаря, что было огромной ошибкой. Существо тут же обернулось и издало какой-то писк. Оно кинулось на неё. Эмми приготовилась выстрелить, но споткнулась и упала, ещё больней ударившись головой. Перед глзами все поплыло, но она ясно ощущала это существо по запаху. От него несло падалью и ещё чем-то, о чем Фингер не хотела даже думать. Монстр опустился на её живот и начал ступать своими ужасными лапками по телу, пробираясь к лицу. Но вдруг "стрекоза" обернулась, будто что-то услышала. Она слетела с Эмми, но схватила ту за шиворот и потащила за собой. Это было неприятно, но девушка не слишком ощущала что с ней происходит. Зато она умрет молодой! Это так прекрасно. Но когда Эмми поняла, что она летит, то было уже не до шуток. Тем более, что она не просто летела, а падала вниз. Девушка закричпала и замахала руками, будто пыталась взлететь, но потом зажмурилась, готовясь к самой худшей боли. Но летела она не долго и упала на что-то мягкое. Эм поблагодарила Бога, но потом поняла, что за зря. То на что она упала было горой трупов. Фингер вскрикнула и откинулась назад, наткнувшись на что-то. Это был ещё один "стрекоз"... И ещё один. И ещё! Да их был просто рой! Многие из существ двинулись на неё, но девушка подобрала с земли автомат, который упал вместе с нею, и начала стрелять по существам. Девушка слышала рядом крики людей, но она была настолько напугана, что не обращала внимания ни на выстрелы, ни на крики, ни на рев...
Чарли Лагранж: Чарли не совсем соображал, что делал. Если быть точнее, он отметил, что в звериной шкуре сознание словно немного очистилось: вот отдельно мерзкий запах гниющей плоти, вот – до тошноты сладкий запах этих чудовищных монстров, вот – тонкий писк от прозрачных крыльев, а вот – человеческие крики. Но дискомфорт пребывания в новом теле заставлял повиноваться новым действиям. Как, например, рычание. Вряд ли бы Чарли рычал или как-то грозно кричал на чудовищ, будь он все еще человеком. Но теперь у него были совсем иного рода возможности, и ему ничего не оставалось, как использовать те, о которых он уже знал. Лагранж лишь отскочил, когда одна из тварей, не побоявшись его рыка, стала подбираться все ближе, словно пошла на таран. И Чарли ей уступил. Этим самым он открыл монстру путь к Джеймсу и Эве, и, что самое ужасное, крылатое чудовище это поняло. Не зная, в какую сторону побежать (и подумывая, а не рвануть ли на всех четырех отсюда прочь), Чарли метался то вправо, то влево, нервничая, неконтролируемо глухо рыча и наблюдая, как тварь поспешно пытается расправиться с Джеймсом. Все когда-то попадают в маргинальные ситуации. В такую попал и Чарли. Сейчас. Когда с одной стороны, чтобы спасти свою шкуру, нужно бежать, а с другой, если не помочь другому, это будет долго, до конца жизни есть его изнутри. Игнорируя новые звуки, похожие на уже знакомый стрекот, но в большем количестве и где-то вдалеке, Чарли подбежал сзади к «клубку», сплетенного из Джеймса и насекомого. На неудачном развороте, с омерзением чувствуя, как неизвестно в чем пачкаются его лапы, он толкнул корпусом уже вставшую и находившуюся в относительной (ну очень относительной) безопасности Эву. Он выхватил взглядом брошенный тварью карабин, и вполне мог бы поднять его, если бы у него были человеческие руки с необходимыми для нажатия на курок пальцами. Лагранж потянул за кузнечиковую ногу своей лапой, как кот, резко ударив наотмашь на расстоянии, боясь приблизиться вплотную. Обладая не одной, а двумя парами рук, тварь, шипя, устояла, как устояла и после второй попытки ученого, который удивился, что монстру куда интереснее был человек, то бишь Джеймс, нежели он, тоже человек, но в отнюдь не человеческом облике. Получив немного уверенности от того, что он был крупнее наседающей на Джеймса твари, не считая больших крыльев, которые пару раз хлестнули его по кошачьей морде, Чарли цапнул сильнее, непроизвольно выпустив когти, которые зацепились за тонкую крепкую ногу. Человекообразная стрекоза пронзительно вскрикнула, почувствовав, что ее стаскивают с почти полученной жертвы, и наконец обратила внимание на Чарли, который едва отцепился от нее, и теперь пятился от уродливого создания назад, прижав уши и не зная, куда податься, чтобы избежать потенциальной участи Джеймса.
Эва Остен: [justify]Хотите знать, почему ужастики так популярны? Они играют на инстинктах выживания. В первобытные времена женский крик был сигналом об опасности, и мужчины возвращались с охоты, чтобы защитить свое жилище. Вот почему всегда женщины, а не мужчины становятся жертвами чудищ. Страх необходим, он заставляет соблюдать осторожность и сохраняет жизнь. Это уникальное чувство, он, в равной мере, может вызвать войну, и помешать ей. Что страх пробуждает в человеке? Хм, скажите, все зависит от человека, а может все зависит от уровня силы страха и вот тогда, на арену выходят инстинкты. Те самые инстинкты, что заставили человечество выжить и уничтожить себе подобных. Инстинкт самосохранения и саморазрушения. Эрос и Танатос… Как только Эви оказалась на ногах, то без промедления упала обратно на пол, только на этот раз упала не сама, ее толкнули. И оттолкнул ее…тигр. В этот момент Остен впала в оцепенения, откуда здесь, в подвале, полном чудовищ, взялся тигр? Зверь кинулся на тварь, с которой вступил в не равную борьбу Джеймс, но монстр, недолго был жертвой. Стрекозаподобный кровосос, обратил все свое внимания и свои мерзки лапы на кошку, забыв на время о Хйабридже. Тигр, прижав уши стал пятиться и тут Эва завопила. – Эй, ты, - конечно обращаясь, она к членистоногому упырю, но, ведать, ее призыв остался не замечен. Тогда она схватила, оказавшийся под рукой камень и швырнула в монстра и вот на это он отреагировал. Эхом по туннелю разнесся визг и, откуда-то взявшийся звук автомата. Крылатый монстр, в которого старалась попасть Эва не сдвинулся с места, зато на его звук отреагировал другой, он взмахнул крыльями и мгновенно оказался над девушкой. Остен выставила перед собой руки, преграждая путь к себе. Это было довольно сложно. – Фууу, ну, и воняет от тебя, - в подтверждение этого с хобота стала капать слизь прямо на лицо. Этот самый хобот стал приближаться к Остен. Тело этой твари было пухлым и гноящимся, эта хрень уставилась на девушку ввалившимися покрасневшими глазами, покрытыми тошнотворными сальными кусками волос. – Да, отвали ты от меня! – Отчаянно крикнула, но сдвинуть это чудище не было сил, да, и никакой возможности. Она зажмурилась и изо всех сила пыталась оттолкнуть тварь.[/justify]
Джеймс Хайбридж: Времени было мало, кровь стремительно, словно подгоняя Джеймса, билась испуганной жилкой у виска. Когда тварь переключилась на нового противника, Хайбридж не поверил своим уже освоившимся в темноте глазам: за ногу тварь тяпнул здоровенный представитель рода кошачьих. Пугаться нового хищника Джеймсу было некогда, так что он метнулся к сиротливо лежащему в нескольких метрах фонарику, чей луч тщетно упирался в далёкую стенку, с трудом размывая там темноту. Схватив источник света, англичанин быстро стал "шарить" желтовато-белым пятном по полу, стараясь найти отброшенный в сторону карабин. В уме Джеймс машинально отметил, что обойма рассчитана на семь патрон, так что теперь, по его расчётам, у него оставалось заряженными лишь три патрона. Через пару секунд раздался голос Эвы, который придал своеобразное "ускорение" Джеймсу в его поиске оружия. Он "нащупал" его светом фонарика как раз в тот момент, когда раздался новый окрик девушки и два удара подряд: более мягкий, а следом за ним каменный. Дальше Джеймс действовал по наитию, сам бы он никогда в жизни не стал использовать довольно скользкий пол, чтобы, прыгнув и приземлившись на бок, подкатиться к карабину и, схватив его приклад правой рукой, левой, вместе с фонариком, обхватив ложе ствола. Теперь фонарик указывал туда же, куда указывал и ствол карабина. Джеймс так же машинально, как и подсчёт патронов, сделал поправку на расположение источника света, получив более-менее хороший прицел: главное метиться в точку на два сантиметра выше центра светового пятна, которое сейчас лежало на шее насекомого, подступающего к Эве. - Эва, ложись!- Крикнул Джеймс, и спустя секунду выстрелил в тварь, размозжив той голову.
Офелия Локхарт: "Какого чёрта тут происходит?" - вот пожалуй самый главный и животрепещущий вопрос который засел глубоко в подкорке у "мальчугана". Фели даже вспомнился тот день, когда она попала сюда. Тогда она и два её спутника так же боролись за жизнь с какими-то тварями наводнившими Новый Мир. Но чёрт подери, тогда у неё была хоть какая-то возможность бороться за свою дальнейшую судьбу, а сейчас... сейчас всё что она могла это брыкаться и ждать. А что если она не дождётся? Что ей делать тогда? -Да пристрелите же вы меня наконец, - взмолилась девушка, понимая, что у неё больше нет сил выхватывать обрывки происходящих событий из коротких вспышек света фонарей и выстрелов. Стрекот, визг, голоса людей попеременно издававших то крики, то вздохи, то стоны, а то и слова которых Офелия не разбирала, рычание какого-то зверя (О_О'), чавканье и хлюпанье месива из останков и продуктов жизнедеятельности тварей, толщиной, должно быть, с сантиметр - всё это постепенно слилось в какой-то... шум. Очень навязчивых и раздражающий шум, который только дразнил и мучил девушку. -.. отпустите.. отпустите же.. пожалуйста.. отпустите, - если бы она могла, то наверняка забилась бы в угол, прижав лоб к коленям и обхватив уши руками, чтобы не слышать и не видеть, и, даже, не чувствовать.
Элли Фингер: Эмми так пожалела, что её глупая Элли решила спуститься сюда! А ещё больше жалела о том, что не остановила её. Ведь они обе знали, что в данный момент все что движется, может представлять из себя огромную опасность, а то что не движется, либо уже мертво, либо притворяется... И здания... Мало ли, может они тоже могут съесть тебя! Эм перестала палить по монстрам. Они были довольно таки быстры, поэтому попасть в них не удалось. Девушка с отвращением отвернулась от существ. Некоторые из них валялись на земле. Значит кто-то уже смог убить их. Только сейчас, светя фонариком, она заметила, что кроме неё здесь есть люди. Девушка, парень и мальчишка, который кричал о смерти. Он был жалок, но сочувствие Элли взяло верх. "Ладно, ладно, милая!"- Эмми подскочила к мальчику и встряхнула его за плечи. - Эй, успокойся!- девушка осмотрелась и заметила ещё кое-что... точнее кое-кого. Это был тигр. Чертов реальный тигр! Хотя он и выглядел немного странно... Выругавшись, Эм схватила пацана за куртку, тут же перепачкавшись какой-то фигней. Тигр!.. Что за?.. - Давай, дружок, оттащим тебя подальше. Но отлепить мальчишку от стены Эмми не смогла. Он был к ней как будто приклеен или что-то в этом роде. Девушка осмотрела парня, он был прикован к стене какой-то застывшей жижей. Но это было даже не самое страшное... Мальчик был ранен в плечо. Эм поняла это, когда прикоснулась к его плечу. Её пальцы тут же окрасились кровью. "Я могла бы, конечно, наложить повязку, но тут нет стерильного материала для этого..." Эм осторожно отпустила мальчика. Она начала отряхиваться от грязи, пока не увидела, что к ним приближается одна из оставшихся стрекоз. Поднять с земли автомат девушка не успела: насекомое вцепилось ей в волосы. Она закричала и попыталась отцепить мутанта от себя, но тот лишь ещё больнее драл её за волосы.
Эва Остен: [justify]Однажды он уже заставил меня умереть, тот, имя которого вы боитесь произносить всуе, тот, кого вы называете Богом. Он заставил меня умирать мою жизнь, каждую прожитую минуту, харькать смертью близких. Вот и сейчас я - мертвее всех мертвых, но живее всех живых. Мышцы рук стали предательски болеть, а руки трусились от напряжения, только крепкие сухожилия всё ещё держали тело твари на весу. Ее воинственный крик резал барабанные перепонки. Тотчас закружилась голова, но Эва справился с собой. Взбивая, будто бабка масло, гниющим языком слюну во рту, брызгая влагой во все стороны, членистоногий урод пытался доказать себе и другим свое существование. Сквозь этот визг, голос Джеймса разорвал всю эту какофонию, девушка вжала голову, и тут же раздался выстрел. Пуля прошла на вылет, разрывая голову упыря. Вся слизь и внутренности вылились на журналистку, проникая в рот, уши и глаза. Остен чувствовала сладковатый привкус гниющей плоти во рту, от чего не произвольный спазм желудка и позыв к рвоте заставил ее повернуться на бок, тем самым освободить себя от тела и свой желудок от остатков пищи. В момент, когда твое изнуренное тело и измученное сознание не в силах больше находиться в апатичном состоянии амебы, единственная оставшаяся в живых клетка вдруг, вопреки всему и всем, медленно, но верно начинает размножаться и вырастать в сильное и уверенное создание. Разрывая прогнившую плоть реальности, разбрасывая ошметки мяса на пути, всем сознанием врываешься в новый мир. Иступлено рыча, приветствуешь все, что пожелает встретить тебя здесь. Теперь уже нечего боятся! Наглотавшись внутренностей, Эву Остен просто захлестнуло волной адреналина, вскочив на ноги, она стал продвигаться вглубь комнаты, откуда до этого слышалась автоматная очередь и, как ей казалось, женский голос. Ориентироваться было очень тяжело и камеры снова не оказалось рядом, видимо она обронила ее вместе с сумкой в момент борьбы. Где-то слева от нее послышался голос, и она пошла на него. Ноги проваливались в какую-то жижу, их словно засасывало в болото, но Остен даже боялась представить, что это могло быть. Девушка уже не так сильно ощущала запах мертвечины, видать обожженные слизью рецепторы не так воспринимали его. Журналистка не успела понять, кто находился с ней рядом, был ли это Джеймс, как за спиной послышался рокот крыльев. Эва понимала, что, если сейчас этот падальщик нападет на нее со спины, то ей вряд ли удастся выйти победителем, тем более что Хайбриджа с обрезом она не видела рядом. Журналистка не знала наверняка, сколь было еще тварей в этом подземелье, а именно там, где сейчас были выжившие, но каким-то «шестым чувством» она ощущала, что этот последний. [/justify]
Элли Фингер: -Ай-ай-ай!- Эм безуспешно пыталась отодрать эту тварь от своей головы, но она будто приросла. Чем чаще девушка дергала её, тем больнее было. Будто она отдирала волосы вместе с кожей.- Отцепись, тварь! Фингер было очень страшно. Она боялась умереть, оставив братьев одних, без защиты. "Эй, ты там! Господи, прошу тебя... Если ты действительно всемогущ, сохрани жизни моих братьев. пожалуйста! Не дай им умереть."- мысленно взмолилась Эмануэль, которая, в отличии от Элеоноры, в общем, не слишком верила в какие-то высшие силы! Но безысходность всегда заставляла верить хоть во что-нибудь. Длинный хоботок "стрекозы" начал неприятно исследовать лоб Эмми, оставляя на неё какую-то слизь. Девушка завизжала, пытаясь безуспешно отодрать монстра от своей головы. Руки уже были покрыты ранами и синяками, а ещё чем-то неприятным и дурно пахнущим. Волосы слиплись, существо будто пыталось свить себе гнездо. Вдруг раздался выстрел. Потом ещё и ещё один. Что-то больно дернуло Эм в сторону, она вскрикнула и потеряла сознание. Элли попыталась пошевелится. Голова ужасно гудела, все тело онемело. Девушка видела, что происходило, пока Эмми захватила её тело. И сейчас она была не на том месте, где упала в обморок. Здесь уже не было ужасных, изуродованных трупов, не было тех тварей. Девушка была одна. Она испуганно осматривалась по сторонам, будто сейчас из темноты кто-нибудь нападет на неё. - Эй!- позвала Элеонора.- Здесь есть кто-нибудь? Фингер кое-как встала. Ноги были слабыми, она пару раз падала на пол, но все же пересилила слабость. Эл потихоньку стала продвигаться вперед.
Эва Остен: [justify]Что вы делаете, когда уровень опасности зашкаливает? О чем вы думаете? Эва уже ничего не могла рассмотреть, вспышки от оружия прекратились, и на мгновение воцарилась тишина. С момента пробуждения Остен ненавидела тишину, потому что это первое, что она ощутила в этом новом мире. Инстинкты сработали безукоризненно, она снова побежала, не оглядываясь, не задумываясь о то, что там кто-то оставался. Эва Остен рванула назад и тут же оступилась, упала, именно благодаря этому, она нашла свою сумка и камеру. А дальше встала и побежала, ничего не разбирая в темноте, она бросилась назад, только в этот раз повернула не направо, а налево и оказалась в какой-то комнате. Сердце билось в грудь, и от этого было больно. Эви вынула камеру из сумки и включила ее, в режиме ночной съемки осмотрелась, никакой опасности и ни каких тварей она не видела. Уселась на пол и с минуту пялилась в экран камеры, которая в темноте выхватывала ее ноги. А затем, немного отдышавшись, навела объектив на себя. - Вместе с тишиной, которая воцарилась в округ, исчезли главари со всей их властью и деньгами, остались лишь мы. Я не знаю, сколько людей умирало раньше, но теперь, они практически все умерли и улицы наполнились ходячими мертвецами. Каждый угол Лондона таит в себе опасность. Все те, кого я встречала раньше, понятия не имели о том, что здесь произошло. Никакой полиции, гвардии, никакой техники, а значит, никакой помощи не будет. В первый день, я встретила одного полицейского, но он был один и тоже не имел понятия, что происходит. Мы можем только догадываться, о вирусе, который поразил всех и за одну ночь, все погибли. Но я не знаю, что разрушило город, и породила этих тварей. По какой-то причине Бог изменил для нас правила, но мы, как ни странно, продолжили игру. – Как только Остен закончила съемку, послышался шорох, а потом, как показалось, кто-то совсем рядом простонал. В голове снова запульсировала кровь, в горле пересохло, страх…а потом и такая привычная для этого мира, паника охватила журналистку. Видимо, она плохо осмотрела помещение, в котором сейчас находилась. Снова включила и навела камеру, на расстоянии вытянутой руки от нее лежала девушка. И как она могла ее не заметить? Как она не наступила и не споткнулась о нее? Эва на коленях подползла к ней. – Хей, ты живая? – Теперь этот вопрос ничуть не казался странным, а вполне, даже, уместным.[/justify]
Свет: Невиданный доселе монстр важно шел по улице города. Он преследовал кота, который убегает от него уже весь день. Большая туша была настолько тяжела, что даже собственные мышцы не могли заставить ее перейти на бег. Кот запрыгнул через разбитое окно в гараж, стоящий под жилыми домами. Громадина же просто проломил дверь и ступил на бетонный пол гаража. Трещины пошли с первым его шагом. Когда вся туша оказалась внутри - пол начал проламываться и монстр тонул в бетонных обломках. Он с грохотом пролетел сначала на ярус канализации, а когда попытался встать на четвереньки, то проломил и ее, провалившись в подземный лабиринт. В нескольких метрах от помещения, где находилась Эва, упала огромная туша, которая издала последний вздох и более не шевелилась. Кошка в испуге мяукнула и кинулась прочь от гаража, выпрыгнув в проем, где ранее была установлена дверь.
полная версия страницы